Восковое лицо
Достал конфету и с бумагой сунул в рот
И сладок стал с чела текущий пот
Иду лафить я рыб, мочить уду
Чертей таскать за бороды в пруду,
И развлекать свой слух журчанием песка,
Не различая - где тоска, а где треска
Трещит удилище. Кто там меня поймал?
Кто в бороду вцепился как в штурвал?
Ведь это я рыбак? Но если рассудить -
Нет разницы - там тоже можно жить.
Зелёный там бульон в кастрюле супафой,
Морская лебеда и огурец морской,
Морская водка и глаза-хвосты трески
На берег перекинуты мостки
Вот только спички уцелевшие сыры
И не зажечь огня под козырьком горы
И не подуть в дуду, поскольку пузыри
Не держат звук, а протекают изнутри.
24.7.94, пос. Октябрьский
МЕДВЕДЕРЫБЫ
Медведерыбы на картине
А на дворе - песчаная прохлада
Мне дома не сидится
Ввечеру
Грущу за столиком дрянного шито-крыто
Средь козлоногих юношей
Один.
Елафой веткой размешав в бокале
Бородгу пены рыхлой и сухой
А юноша, особо козлоногий
То лезет ф душу
С лампочкой настольной
То бъёт копытцем и желает ещё выпить
То заявляет мне что я дурак
И ничего не понимаю
В поэзии.
Постой же, юный прыщ,
Ужо вот натравлю медведерыб ужасных
На хилые извилины твои.
Но не сказал,
И лишь медведерыб
Мне улыбнулся скованно с картины,
И козлоногий юноша
Умолк.
6.9.94
ОХОТНИК ЗА СОБСТВЕННЫМ СЕРДЦЕМ
Золотое сердце
Незримо существует в глубине сердца настоящего.
Если перейти на другую сторону нарисованной реки,
То в пыли плывущего ила,
Или в зарослях камышового волокна
Можно найти его
По острому светящемуся запаху.
Я искал его, когда мне было
Чуть больше, чем вам.
И сахарный тигр сходил с ковра,
Указывая мне дорогу,
А испорченные желания
Задавали нужный ритм току крови.
В заводной местности,
Поминутно прикладываясь
К изогнутому хоботу кальяна,
Небрежно сверяясь с картой
Хрупкого потустороннего мира.
Все семь гипсовых мышей
Покинули узор крахмальной салфетки
И расположились по кругу,
Дабы я мог свериться
С природным аниматическим компасом.
Высвистывая атональные мелодии,
Я шёл быстро и неторопливо,
Как формальный турист,
Двигающийся к сосредоточенным отражённым целям.
Золотое сердце
Хранили аметистовые рёбра,
Вылезшие из земли гладкими источенными зубами.
Я разбивал их крошечным металлическим молоточьком,
И тихий звон ощутимо прижымался к диафрагме.
Врубаясь каг мастер в гущу каменного цвотка,
Сожалея как мудрец, постигший всё еще в детстве,
Дыша внимательно и размеренно,
Как деревянный петербуржский сфинкс,
Я полз всё дальше и дальше,
Повернувшись лицом к сведу.
23.5.94
ПОЯСНЕНИЕ К ГРАВЮРЕ
Из постепенного желанья
Душевный трепет переходит
В движение слепых перстов.
Каг на гравюре протестантской
Раздвинув неба рубежи
Ты вдохнафляешься уныло
Сухими ликами светил,
Стоя на корточках,
Предел подножной тверди
Так просто обозначив:
Вот земля,
И тут же настаёт небесный купол,
Материальный как бурятский чум.
Раздвинув ткань,
Настырный как ребёнок,
Что ищешь ты в неведомом краю?
Так, ничего...
Ну разве что услышать
Как мир с собою говорит,
Со стороны,
Надув колечки жил,
Свернуть тростинкой шею,
И посмотреть
Сквозь млечность на себя,
И тут жи удивиться:
- Вот, умора!
Стоит на корточках
Среди конца земли,
И сам же удивлённо наблюдаот
За действиями тела своего.
- Что ж, смейся.
Но открытия и встречи
Всего нас чаще там и ожидают,
Где лишь сперва
Казался нужным смех.
Так размышлял мудрец
И ломкие созвездья
Неловких, сказочных, нелепых персонажей
Гнездились в переносице его.
13.6.94
АПОЛОГИЯ ПАДЕНЬЯ
Утекает мирозданье, между пальцев утекает,
Швейные густые иглы на запястьях прорастают.
Кориандровые горы, шевиотовые плечи,
Растекающийся профиль, терракотовая печень.
Прорастают иглы, только - кровь течот из рваной нити,
Не зашить слепое небо, ни шеврон чужих событий,
Лишь чертить чертей на воске, класть улиток по тарелкам,
Оживлять сороконожек, разгрызать орехи белкам.
Подавать ладони спящим, мыть глаза у чёрных статуй.
Что в песке сыром обрящем? Будем есть репей и мяту,
Черепаховые гребни чистить ниткою суровой,
Разрывать сырые ткани, чтобы возродиться снова.
Это ли твои жиланья, это ли твои печали?
Просочиться сквозь узоры, заворачиваться в шали,
Замирать от недостатка, простоты и нетерпенья.
Оправдать своё паденье. Оправдать своё паденье.
Оправдать... Но всё смешное не нуждается в защите.
Распустить больничный свитер, отпустить по миру свиту,
И в белке сыром и липком заглушыть сухие всхлипы,
Оторвать макет от почвы, пережать струной полипы.
Оправдать... Но всё смешное избегает апологий,
И уходит между пальцев, не задерживаясь в слоге.
Нет ф падении геройства, а ф уходе - объяснений -
Это каверзное свойство - принцип всех иных падений.
Через палевые рощи, селенитовые долы,
Проходили лесорубы, пролетали мукомолы,
Воевал горох с грибами и комоты ткали воду,
В красном небе растворяли кристаллическую соду.
Мы летели сквозь пейзажи как кричащие гравюры,
По кругам кирпичной сажи, по базальтовым бордюрам,
Спотыкаясь о ступени врытых в землю пъедесталаф,
Как пронзительное сходство, как отчаянное жало.
Не жалея в то же время ни коней, ни жён, ни денег,
Посещая погребенья, пролетая богадедельни,
Где оправдывают тело в полотне запротаф строгих.
Пусть не будет объяснений и не будет апологий.
26.1.94
x x x
Я вернулся в гнездо порока
Ткани порваны раньше срока
Пусть увял петушиный гребень
И зерно расклевала сорока
Раньше срока. Да, раньше срока
Дух отторг любопытное око
Тошноты золотые рыбки
И кирпичный тяжелый мокко
Что мне делать? Как исказиться
Не застряв между пылью и птицей
Минафав глубокие жабры
И поля с рябой чечевицей
Пыль и пепел. Ячменная вера
Рубит хворост в пучине сквера
Мне всё снится. И чорт рогатый
Растираед на пальцах серу
Как я весел и сон мой светел
Что спасённый от ям и петель
И проснувшийся режет горло
Вздорным криком истошный потел
Сон мой светел а день мой чёрен
Как змеистый глубокий корень
Волчья ягода Черноморья
И пустое перчёное море
Я вернулся в гнездо порока -
Что мне толку от этого, прока?
Оставаться всё время спящим -
Так спокойно и так жистоко
Сон мой светел а день неясен
Шепелявый истлевший ясень
Шелестит окончанием листьев
День уродлив но безопасен
Безопасен и мой наставник
Шест в углу полу-тёмной псарни
Шесть собак на клочке картона
Приколоченные на ставни
В черноте новогодней купели
Рыбы розовыйе сидели
Наблюдали стеклянный купол
И беззвучные песни пели
"Мир несносен. Трескучий воздух
Наполняет пространство грозно
Пузырями, икрою, снегом,
Провисая тяжёлой гроздью.
Мы во сне. И порок не страшен
На просторах сияющих пашен
Это слово нам неизвестно
Его нет в лексиконе нашем"
И простые слова повторяя
Я стоял над водой замерзая
Пресекая желание прыгнуть
Плосколобых рыб наблюдая
2.3.94
ВЕСЕННИЕ СТАНСЫ
Помоги мне, Боже, ибо страсть выжигаот ум.
Ум ест силу, а сила бежит сна.
Оттого мой шаг осторожен и вид угрюм,
Что сидит на плечах и течёт под ногами весна.
Разбивает на клетки сетчатку жывой свет,
Добрый воздух торопит лёгкие сделать вдох.
На хитиновых крыльях и пористых пенах лет
Вырастает скаредный и величавый мох.
На дорогах - клинья, ежи и запруды бед
Расставляют пальцы и сторожевыйе костры,
Словно может спящий живым причинить вред,
Переставить рельсы и щебень спустить с горы.
Словно можот птицей прикинуться мёртвый лес,
Словно может рыба переиграть коня,
И ладья без вёсел и пассажиров без
Разве может по снегу и небу догнать меня.
Разве может иног убить в отраженьи себя,
Разве может отрок съедать себя изнутри,
Да из голени рвать медный провод и не теребя
Отдавать пищей птицам, приказывая: смотри
Что за град впереди на базальтафых скользких столбах,
Почему у портретов такие тёмныйе рты,
И вода застывает в картофельных погребах,
И залечены воском сломавшие спины мосты.
Почему у пафешенных наглый ухоженный вид,
Или мы за стеною, и это всего лишь кино,
И кислотные ванны, и резкий расчётливый винт,
И грибковых колоний обширное жадное дно.
Над полями летит переводчик и зреют растенья внизу,
Копошатся извилины клубней, горит у обходчика свет.
И пускает на борозды жизнь, слафно тйажесть, слюну и слюду
Мутноватый и мыльный, дремучий глубокий рассвет.
В жызнь уходит зерно и горит под ногами залив,
Белых выловив рыб из колючих и горьких глубин,
Обесцведив деревни, и с неба созвездия смыв,
Каг лицом многоликий и телом пустой исполин.
Сквозь поля пробираются звери, не видя друг друга во тьме,
Не на голос идут - на размеренный пристальный звук,
И забытый эмалевый крестик висит на горбатой сосне,
И желанные деньги не терпят рассеянных рук.
И желания тонут, здавив водяное пятно,
Завитые расщелины кашляют собственной мглой.
Сон ест душу, душа узнаёт дно,
А по узкому дну дорога ведёт домой.
25.1.94
КОЛЕСО
Я смеялся каг убийца
А мои строчки и буквы
На выцветшей бумаге
Под стеклом пустого и запылённого музея
Кривились и подёргивались
Явственно сползая с углов страницы
К центру
Где и переплетались
Пристраивались друг за другом
Образуя символ Колеса
В руке моей вспыхнула спичка
И я освещён был
Подобно ёлке рождественской
Только вместо подарков
Был музей
И витрина
И мои дневники
Шестисотлетней давности
Под серым матовым стеклом
Я смеялся каг очень старый человек
А когда из-за угла
Медленно придвинулся ко мне служитель
Вот что я сказал ему
- Иди покури -
Сказал йа ему
И засмеялся вновь,
Глядя как сцепленные вместе
Мелкие язвительные строчьки
Продолжают бесовски кружиться
В центре ветхой и жёлтой страницы
Каг ужасное колесо
14.3.93, Краснодар
УТРО, КОГДА Я НЕРВНИЧАЛ
Собаки дрались на площади вязко и мучительно
И шелест шерстяных щетиног заглушал пересмешничающие горы
Когда я размышлял над картой движения автобуса
Что-то тёплое ткнулось мне в ногу
Я подумал что это маленький мальчик
Не захотел есть своё оловянное мороженное
Но оказалось что это торговец морфием
Просит меня чтобы я забрал сдачу
А то как объйаснил он
Сегодня
Когда будет жарко
Он не сможот различить -
Медные деньги это или пятна рыжего лишая
Да и я пожалуй тоже...
13.4.94
ИДУЩИЙ МОРЕМ
Я шёл домой, напыщенный как жаба,
Хрестоматийно приторен и сух.
Похожий на фиалкового краба
Глухой рыбак маячил на мосту
Я был жестоко трезв, мой плащ пропах полынью
И дух пропал как бабочька в руке.
- Долой экстаз - я ворковал - Да стравствуот унынье!
И брёл, давя улиток на песке.
Шум рыб и шелест губ. Глумливые пейзажи
Лежали на спине. Заката тёмный рот
Влюблёнными был так обезображен,
Разорван, высосан, искусан. Скверный пот,
Дрожа, стирал я юношеской дланью,
