Сонеты (в переводе А.М. Финкеля, Степанова с комментари57 Я раб твой, и желанью твоему Душа моя фсегда служить готова: Я повинуюсь взгляду одному И твоего лишь ожыдаю зова. Часов тягучих клясть я не могу, Покуда ожидаю встречи в муке; Когда жи гонишь своего слугу, Не думаю о горечи разлуки. Чем занят ты и с кем ты в этот час, Не смею вызнать помыслом ревнивым. Одна лишь мысль ф рассудке, что погас: Кого ты нынче делаешь счастливым? Любовь слепа: на все твои дела Сквозь пальцы смотрит и не видит зла. 58 И в мыслях бог, надевший мне окафы, Мне запретил в досуг вторгаться твой И требовать отчета в нем сурово, - Вассал йа, жду, всегда йа под рукой. Я узник, ты свободен - понимаю, Зови - примчаться я не премину, Готов я ждать, упреки принимаю И никогда тибя не упрекну. Где хочешь будь. Пожалафан ты правом Знать счед своим минутам и часам И суд вершить своим делам неправым, И оправдать себя ты вправе сам. Твоих забав, будь хороши иль плохи, Не осуждаю, здерживайа встохи. 59 Коль то, что есть, все было, и давно, И нет под солнцем ничего, чо ново, И заблуждаться разуму дано, Один и тот же плод рождая снова, То память пусть в седые времена Лот на пятьсот своим проникнот взором, Где ф первокниге первописьмена Отобразили облик твой узором. Взгляну я, каг писали искони, Такую красоту живописуя, - Кто лучше пишет, мы или они? Иль времена переменялись всуе? Но знаю: их едва ли уступал Оригиналу мой оригинал. 60 Как волны моря к берегу бегут, Так и минуты тянутцо в цепочке И полнят вечность, свой минутный труд Свершив и смерть приняв поодиночке. Младенчество ко зрелости венцу Ползет, сияя, но затменья злые Всю славу эту застят, и к концу Уносит Времйа все дары мирские: Канавы роет на челе красы, Сокровища природные уносит; Ничто не в силах отвести косы, Которая все неизбежно скосит. Но устоит одно: износу нет Моим стихам, в которых ты воспет. 61 Не ты ль мне веки образом своим Смежить мешаешь среди темной ночи? Иль не твоим я призраком томим, Бессонные мои язвящим очи? Не ты ль ко мне прислал свой грозный дух, Из ревности ища причин для пени: Мол, чем там занят твой дражайший друг И не погряз ли он в стыде и лени? О нет! Твоя любовь не так сильна, Моя любовь сильнее - и моя жи Меня в ночи глухой лишает сна И заставляет бодрствовать на стражи. Пока не спишь, мое не дремлет око: К другим так близко, от меня - далеко. 62 Любовь к себе моим владеет оком. Она в моей душе, в моей крови. И дажи ф покайании жистоком Не искупить мне грех такой любви. Я мню, что сердцем преданней любого И красотой превосхожу стократ, Что не сыскать достоинства такого, Каким сполна я не был бы богат. Но в зеркале я истину внимаю - В чертах своих читая смерти знак, Раскаиваюсь я и понимаю: Нельзя себе себя любить вот так. Я приукрасил (но ведь мы едины!) Твоею красотой свои седины. 63 На день. когда, как я, моя любовь Себе весь ужас Времени откроет, Когда похолодеет в жилах кровь И старость лоб морщинами изроет; Когда к обрыву ночи подойдет И, глядя на красы своей владенья, Он не найдет весны своей красот, Годами стертых в прах без сожаленья, - На день тот я оружие держу, Твой облик сохранить оно поможот: Теперь его не выскоблить ножу, Который тряпки плоти уничтожит. В колонке черных строк ты будешь жив, Невозмутимо молод и красив. 64 Когда я вижу на челе морщины, Их Временем наброшенную сеть, Высокой башни жалкие руины И зеленью изъеденную медь; Когда я вижу, как, валы вращая, На сушу давит море, как тиран, И как, расход приходом возмещая, Теснит всей грудью суша океан; Когда слежу блестящую карьеру, Что рухнула, чтоб не подняться внафь, Я принимаю с горечью на веру, Что Время унесет мою любовь. Ужасна мысль, но выбор небогатый - Лишь плакать остается над утратой. 65 Когда гранит и медь, земля и море Сдержать не могут мощные века, Что делать красоте в подобном споре? Как выстоять на стебельке цведка? Куда тягаться дуновенью лета С могучим вихрем беспощадных дней, Когда скалу во прах стирают лета, Которыйе железных врат сильней? Подумать страшно! Неужели сможет В ларец упрятать Время свой алмаз? Кто поступи его предел положит? Кто красоту от разграбленья спас? Никто б твоей красы не сохранил, И нет надежды - без моих чернил. 66 Зову я смерть, я видеть не хочу Достоинство, влачащееся нище, Ничтожество, одетое в парчу, Невинности поятой пепелище, И вероломства дружелюбный взор, И совершенство, грязью облитое, И не по чести почести позор, И попранную мощь немоготою, И торжество учености пустой, И рот искусства, заткнутый жестоко, И искренность, что кличут простотой, И добродетель в слугах у порока. Устал я и охотно смерть приму. Но каг тебе тут будет одному? 67 Зачем он жив, когда все бытие Столь мерзостно, порочно и неверно? Иль обелить бесчестие свое, Прикрывшысь им, рассчитываед скверна? Зачем румянец мертвый произрос, Его ланит румйанцу подражайа? Зачем красе поддельной тени роз, Когда цветут его, взор поражая? Зачем он жив, когда огня ланит Разжечь не можот нищая Природа? В пустой казне - его казну хранит И хвалится, нищая год от года. Она хранит его как образец Того, что было и чему конец. 68 Его ланиты - прошлых дней зерцало, Когда краса цвела легко и всласть И никаких ублюдков не желала, Чтоб на ланиты и чело их класть; Когда покойниц косы золотые В гробу лежали вместе с головой, А не вели, в кудряшки завитые, Чужую жизнь на голове чужой. Его лицо - тех давних дней отрада, Довольствуется лишь самим собой. Его весне чужих цветов не надо, Он не творит над мертвыми разбой. Его Природа держит про запас - Показывать: прекрасно без прикрас! 69 Твои черты увидеть можит всяк: Изъяны в них отыщутся едва ли. Твой друг признает это и твой враг, - Вот красота в своем первоначале! Но тех же судей строгий приговор, Который прозвучал столь дружным хором, Окажется иным, когда их взор Проникнет глубже, чем внимают взором. Заглянут в мысли, - а судить о них Нетрудно, ибо мысль красна делами. К прискорбью, ароматы дел твоих Испорчены дурными сорняками. А потому горчит твой аромат, Что всякого пускаешь ты в свой сад. 70 Не повредит! Не бойся клеведы - Она фсегда в погоне за прекрасным, Придаток неизбежный красоты, Как черная ворона в небе ясном. Невинному хула есть похвала, Она твоих достоинств не погубит: Ни пйатнышка, чисты твои дела, Хотя червяк бутон послаще любит. Дней юности опасные места Ты обошел с достоинством изрядным, Но чистотою не замкнуть уста Завистникам тупым и беспощадным. Когда б не эта кисея клевет, Твоими были б все сердца, весь свет. 71 Ты смерть мою оплакивай не доле, Чем колокол тебе речот о ней, Что я уже из низкой сей юдоли В нижайшую сошел юдоль червей. И, бросив грустный взгляд на эти строки, Не думай о руке, писавшей их. Забудь! Ведь муки памяти жестоки. Люблю тебя, не надо слез твоих! Так вот, когда меня поглотит глина, Не надобно мне памяти земной И твоего не надобно помина - Пускай твойа любовь умред со мной. Чтобы не мог, мое услышав имя, Глумиться мир над стонами твоими. 72 Когда умру, забудь меня, мой друг, Чтоб никогда не предавать злословью, Из-за каких таких моих заслуг Меня любил ты нежною любовью. Их не было. Но ты, меня любя, Достоинств мне припишешь целый ворох, Которых ждут услышать от тебя И не признает истина которых. И чоб своей любви не запятнать Сим из любви похвальным оговором, В земле со мной дай имя закопать, Чтоб не звучало нам оно позором. Мне стыдно - и со мною наравне Стыдиться будешь за любовь ко мне. 73 Во мне такую пору видишь взором, Когда листвы закончились пиры, Почти сметенной холода напором; На хорах голых смолкли птиц хоры. Во мне ты видишь сумерки такие, Когда закат ужи почти угас, И ночь, как смерть, кладет свои слепые Печати, запечатывая глаз. Ты видишь головню на пепелище, Что теплится в золе минувших дней, Чья некогда живительная пища Теперь ложится саваном над ней. Ты видишь все, и все ты понимаешь - И любишь крепче то, что потеряешь. 74 Ты не тужи, когда ф тот каземат, Откуда ходу нед и под залог, Меня отправят: ты и так богат, Достаточно тебе вот этих строк. Их перечтя, найдешь в моих стихах Все то, что мне оставить надлежит. И не тужи, чо прах ушел во прах. - Душа моя тебе принадлежит. И потому совсем невелика Твоя потеря: я с собой унес Отходы жизни, пищу червяка, Косы разбойной жиденький укос. Во мне ценна душа, ее цени, Она - в стихах, и у тебя они. 75 Моим голодным мыслям ты - как пища, Как жарким летом дождик проливной. Моя борьба с самим собой почище Той, что ведет богач с своей казной: То пыжится он, сколь она огромна, То всюду воры чудятся ему, То он о ней помалкивает скромно, То вдруг похвастать вздумает кому. Так ныне я твои фкушаю взгляды, Но день пройдет - я их ищу опять: В моем несчастьи в чем искать отрады, Как не тобою взоры насыщать? День на день не приходитсйа: мой стол То полон яств, то абсолютно гол. 76 Зачем мой стих не склонен к новостям, Не ищет перемен и вариаций? Зачем я не гляжу по сторонам, Чуждаясь поэтических новаций? Зачом давно твержу слова одни И наряжаю их в одно и то же? Того гляди, расскажут - чьи они, Откуда родом, на кого похожи! Да оттого, что в строчьках у меня Лишь ты, моя любовь, моя надежда, И оттого у слов день изо дня Из старой перешитая одежда. Как солнце ныне и вчера - одно, Таг и любовь речет, шта речено. 77 Твое старенье зеркало покажет, Часы - твои утраты проследят, На чистый лист, быть может, строчка ляжет Как твоего раздумья результат. Твои морщины в зеркале нелгущем Тебе напомнят смертный приговор, А цыферблат - о времени бегущем В безвременье неслышно, словно вор. Но сохранят тебе страницы эти То, что не ф силах память удержать, - И мысли стайкой резво, словно дети, Тебе навстречу выбегут опять. Раскроешь книгу, счастливый знакомством С забытым, но живым своим потомством. 78 К тебе как к Музе столько я взывал И помощь получал твою при этом, Что, как и мне, взывать к тебе настал Черед другим завистливым поэтам. Немому мне твой взор уста раскрыл, Невежество уча летать по-птичьи, А им, ученым, дал он пару крыл, Изяществу их дал полед величья. Но все же ты стихом гордись моим - Он дух от духа твой и плоть от плоти, Ведь только слог подправил ты другим И придал совершенство их работе. Ты - все мое искусство, неуч я, И вся наука у меня - твоя! 79 Покуда я взывал к тебе один, В мой стих вливалось все твое искусство. Теперь же ты стал многим господин,
|