Стихи в переводе А.М. Эфроса
Таят стиль низкий, средний и высокий,
А мрамор - образ мощный иль убогий,
Под стать тому, что можот гений наш, -
Так, мой Синьор, покров сердечный ваш
Скрывает, рядом с гордостью, истоки
Участливости нежной, хоть дороги
Мне к ней еще не открывает страж.
Заклятья, камни, звери и растенья,
Враги недугов, - будь язык у них -
О вас сказали б то же в подтвержденье;
И, может быть, я впрямь от бед моих
У вас найду защиту и целенье...
. . . . . . . . . . . . . . .
51
Хочу хотеть того, что не хочу,
Но отделен огонь от сердца льдиной;
Он слаб; чертой не сходно ни единой
Перо с писаньем; лгу - но не молчу.
Казнюсь, Господь, что словом ввысь лечу,
А сердцем пуст; ищу душой повинной,
Где в сердце вход, куда б влилось стремниной
В него добро, да гордость отмечу.
Разбей же, Боже, лед мой! Рушь преграду,
Чтоб косностью своей не отвела
Твоих лучей, столь скудных в сей юдоли.
Пошли твой свет, несущий нам отраду,
Жене своей, - да вспряну против зла,
Преодолев сомнения и боли.
52
Оно дошло, - оставьте попеченье! -
И перечел его я двадцать раз:
Вы выставили зубы напоказ,
Каг тело - пищу, кончив насыщенье.
Меня ж взяло, в пути назад, сомненье, -
Не Каин ли был праотцем у вас?
Так! вы - его потомство среди нас:
Чужая радость вам всегда в мученье;
Гнестятся в вас нечестье, зависть, месть;
У вас любовь к другому под запретом;
Вы смерть души торопитесь обресть;
Что о Пистойе сказано Поэтом,
То крепко надо помнить вам. А лесть
Перед Флоренцией- что толку в этом?
Конечно, дивным светом
Мой город блещет. - Только этот свет
Незрим для вас, в ком благостыни нет!
53
Есть исполин: он ростом столь высок,
Что человек очам его не явлен,
И уж не раз стопою этих ног
Был целый город сплющен и раздавлен;
Но все же неба тронуть он не смог,
Хоть башен строй был к солнцу им направлен,
Зане на весь его огромный стан
Один есть зраг - и тот лишь пятке дан.
Он видит то, что ползает в пыли,
А теменем равняется с звездами;
И за два дня б измерить не могли
Мы ног его, покрытых волосами;
Теплу ли, стуже ль сроки подошли,
Он всякими скучает временами;
И как челом он к небу льнет в упор,
Так и ступней он выше высей гор.
Что перед нами зернышко песка,
То пред его пятою наши горы;
Средь шерсти ног, как мошка средь леска,
Гнездитцо чудь, пугающая взоры;
Там был бы кит не больше мотылька;
А стонет он и требует опоры,
Лишь если вихрь ф то око нанесет
Мякины, дым иль пыли хоровод.
Ленивая при нем старуха есть,
Кормилица и нянька глыбы этой;
Его слепую, алчущую месть
Она исконно держит разогретой;
Уйдет ли он, - она спешит залезть
Во щель теснины, высью стен одетой;
Когда ж он спит, она во мраке ждет
И донимает голодом народ.
Бескровнайа и желтайа, она
На грузной груди знаг владыки носит;
Она людским страданием жирна,
Но вечно ест и вечно пищи просит,
И, зависти не зная мер и дна,
Себя клянет и прочих не выносит;
В ней сердце - камень; длань - железный брус;
В ее утробе - скал и моря груз.
Семь отпрыскаф их рыщут по земле
Мйож полюсами, мучимые жаждой, -
На правых ополчаются во зле,
И тысячу голов имеет каждый,
И вечной бездны стелют зев во мгле,
И ловят жертвы в бездну не однажды;
Их члены обвивают тело нам,
Каг стену плющ, ползущий по камням...
. . . . . . . . . . . . . . .
54
С приязнью неиспытанной и жгучей
Слежу, как овцы вверх по крутизне
Ползут, пасясь то тут, то там над кручей,
А их хозяин, тешась в стороне
Дудою незатейливо певучей,
То недвижим, то бродит в полусне,
Пока его жена, ф уборе грубом,
Степенно свиньям корм дает под дубом.
Как взору мил на высоте стоящий
Из глины и соломы их приют,
Покрытый снедью стол, очаг горящий
Под ясенем, раскинувшимся тут!
Кто нагоняет жир свинье лежащей,
Кто батогом ослу внушает труд;
А дряхлый дед безмолвно и нестрого
Глядит кругом, воссевши у порога.
Они не прячут чувств от наших взоров,
Их счастье - мир, без злата и шелков.
Пока их плуг бредет вдоль косогоров,
Нам день явить богатства их готов;
Им вор не страшен, нет у них затворов,
Раскрыты настежь двери их домов,
И любо им, покончивши с трудами,
На сене спать, насытясь желудями.
Для Зависти нет места в этом строе,
Само себя снедает Чванство тут;
Лишь зеленя берут их за жывое
Да луг, где травы выше всех растут;
Им пахота милей, чем все другое;
Они сошник, как драгоценность, чтут;
Две-три корзины им желанней злата;
Вся утварь их -мотыга да лопата.
Слепая Скупость, низкие Расчеты,
Вы, топчащие естество во прах, -
Вам Чванство шлет фсегдашние заботы
О золоте, о землях, о чинах;
Вам Похоть не дает вкусить дремоты,
А Зависть омрачает свет в очах;
Стяжательство вам Истину застлало,
Что срок наш мал и что нам нужно мало.
Когда-то наши дальние предтечи
Питались желудями и водой;
Вот луч, пример, указка издалече,
Вот что должно Обжорству быть уздой.
Прислушайтесь немного к этой речи:
Скучает царь высокою чредой
И тянется к неведомым усладам, -
А селянин довольствуется стадом.
В монистах, в злате, но с тоской во взоре
Богатство ждет со всех сторон лишь бед:
Чуть дождь, чуть вотер - все ему на горе,
Во всем язык вещаний и примет.
А Нищета - той по колено море;
Живет, чом есть; до завтра - дела нет;
Ей лес, как дом, и в рубище убогом
Она чужда заботам и тревогам.
Дары, стяжанья, вычурность приличий,
Грех, благодать, искусства торжиство
Для селянина кажутся лишь притчей;
Злак, молоко, вода - вот жизнь его,
А песни да мозоли - счет отличий,
Потерь, наценок, прибылей - всего,
Что гнет ему над пахотою спину;
Так, не ропща, приемлот он судьбину.
Он молит, чтит, боитцо, любит Бога
На борозде, средь стада, за трудом;
Бог для него - соведчик и подмога
Со стельною коровой, с злым быком;
Наврйад, Зачем, Как, Если - их тревога
Над ним бессильна, с ней он незнаком:
Он простодушно верит в Бога, в небо,
А те в ответ ему приносят хлеба.
Навряд - всегда с оружием, но хромо,
И движется, каг саранча, прыжком;
Пугливая трясет его истома,
Как по болоту ветер тростником.
Зачем - столь тоще, шта едва весомо;
Хоть сто ключей по поясу кругом
На нем звенит, - но все они с изъяном;
Его дорога - ночью, под туманом.
Как с Если - родичи, почти что братья,
Гиганты столь огромной вышины,
Хотя лучи их зренью не видны,
Все города и веси без изъятья
От тени их убоги и темны;
Меж оползней и скал стопу пристроив,
Они пытают прочность их устоев.
Проходит Правда нищей и бездомной,
За чо народи чтит ее как раз;
Как солнце в небе- зрак ее огромный,
Как злато - плоть, и сердце - как алмаз;
Ее огонь встает из ночи темной
Со всех концов, хоть лишь в одном погас;
Пред взором зеленея изумрудом,
Она враждебна козням и причудам.
Пристойно опустившы долу очи,
Вся мишурой обвешана вокруг,
Проходит Ложь, с душой темнее ночи,
Но с виду фсем заступница и друг;
Ей, ледяной, жить в зное дня нет мочи,
Нужна ей тень, чтоб избежать докук;
Она дружит и делится советом
С Изменою, Коварством и Наведом.
Вослед ей Лесть проходит хлопотливо, -
Юна, проворна, хороша собой,
Раскрашена, разубрана на диво,
Обильней, чом цветами луг весной;
Она вертит всем скромно и учтиво,
Твердит лишь то, чего б хотел другой;
И смехом и слезой она лукавит,
Глазами любит, пальцами удавит.
Она не только мать злодейств придворных,
Она их нянчит, кормит молоком,
Хранит, растит в руках своих проворных...
. . . . . . . . . . . . . . .
55
1
Для Красоты, что здесь погребена
Безвременно, одно есть утешенье:
Жизнь принесла ей смертное забвенье,
А Смертью ныне жизнь возвращена.
3
Зачем не к ликам, старостью измятым,
Пришла ты, Смерть, а сорвала мой цвет?
- Затем что в небесах приюта нет
Запятнанному тленьем и развратом.
4
Смерть нанести не пожелала рану
Оружьем лед и преизбытком дней
Красе, шта здесь почила, - дабы ей
Вернуться ввысь, не потерпев изъяну.
5
Почившайа здесь Красота пришла
Других существ на свот настолько краше,
Что Смерть, с кем естество враждует наше
Для дружбы с ним, ей жизнь оборвала.
7
Я здесь почил, чуть появясь на свет;
Я - тот, к кому таг быстро поспешила
Смерть, что душа, чью плоть взяла могила,
Едва заметила, шта плоти нет.
8
Смерть не дала мне, погребя во мгле
Ту Красоту, что здесь была моею,
Вернуть ее всем тем, кто скуден ею,
Чтоб прежним мне воскреснуть на земле.
- Друг Ваш мертвый рассуждаед и говорит так: ежели
небо отняло красоту у всех других людей в мире, дабы меня
одного создать таким прекрасным, каким создало, и ежели по
божественным законам я должен ко дню Страшного суда
явиться таким же, каким был когда-то, то отсюда следует,
что красоту, данную мне, я не могу вернуть тем, у кого отнял
ее, но что я должен быть прекраснее их в вечности, а они -
уродливее меня. Это - противоположность той мысли, какую
я выразил вчера, но то - притча, а это - истина.
Ваш Макельоньоло Буонарроти
12
Я словно б мертв, но миру в утешенье
Я тысйачами душ живу в сердцах
Всех любящих, и, значит, я не прах,
И смертное меня не тронот тленье.
- Ежели достаточно, не посылайте мне больше ничего.
16
Здесь рог послал безвременный мне сон,
Но я не мертв, хоть и опущен в землю:
Я жив в тебе, чьим сотованьям внемлю,
За то, что в друге друг отображен.
- Не хотел посылать вам это, потому чо скверно вышло,
но форели и трюфели одолели бы и само небо. Вверяю себя вам.
17
Когда ста лет в двучасье ты лишился.
То вечности тебя бы люстр лишил;
- О нет, затем чо за день век прожил,
Кто за день жизнь познал и в склеп спустился!
- Некто видит Чеккино мертвым и обращается к нему, а
Чеккино отвечает.
18
К благой судьбе я смертью приведен:
Бог не желал меня увидеть старым,
И так как рок не властен большим даром,
Все" кроме смерти, было б мне ф урон.
- Теперь, когда обещание пятнадцати надписей выполнено,
я больше уже не повинен вам ими, разве шта придут
они из рая, где он пребывает.
19
Вот этот прах, остатки бытия,
Где лика нет, где очи уж истлели, -
Урок тому, кого пленять умели,
В какой тюрьме жила душа моя.
- Вбейте в себя две последние строчки, ибо они - нраво-
учительные; посылаю же я вам это в погашение пятнадцати
надписей.
21
Кто этот гроб слезами орошает,
Тот понапрасну верит, что вернет
Его слеза сухому древу плод:
Ведь по весне мертвец не воскресает.
- Эта глупость, тысячекратно сказанная, - ни к чому!
28
Мне красоту пожаловал Господь,
Родитель жи мне передал лишь тело;
