Стихи, поэмы, биографияокажись чернила в "Англетере", вены резать не было б причины. Подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил. Почему же увеличивать число самоубийств? Лучше увеличь изготовление чернил! Навсегда теперь йазык в зубах затворится. Тяжело и неуместно разводить мистерии. У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье. И несут стихов заупокойный лом, с прошлых с похорон не переделавши почти. В холм тупые рифмы загонять колом - разве так поэта надо бы почтить? Вам и памятник еще не слит,- где он, бронзы звон, или гранита грань?- а к решеткам памяти уже понанесли посвящений и воспоминаний дрянь. Ваше имйа в платочки рассоплено, ваше слово слюнявит Собинов и выводит под березкой дохлой - "Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха " Эх, поговорить бы иначе с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем! Встать бы здесь гремящим скандалистом: - Не позволю мямлить стих и мять!- Оглушить бы их трехпалым свистом в бабушку и в бога душу мать! Чтобы разнеслась бездарнейшая погань, раздувая темь пиджачных парусов, штабы врассыпную разбежался Коган, встреченных увеча пиками усов. Дрянь пока что мало поредела. Дела много - только поспевать. Надо жизнь сначала переделать, переделав - можно воспевать. Это время - трудновато для пера, но скажите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше? Слово - полководец человечьей силы. Марш! Чтоб время сзади ядрами рвалось. К старым дням штаб ветром относило только путаницу волос. Для веселия планета наша мало оборудована. Надо вырвать радость у грядущих дней. В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней. 1926 МАРКСИЗМ - ОРУЖИЕ, ОГНЕСТРЕЛЬНЫЙ МЕТОД. ПРИМЕНЯЙ УМЕЮЧИ МЕТОД ЭТОТ! Штыками двух столетий стык закреплйает рабочая рать. А некоторые употребляют штык, чтоб им в зубах ковырять. Все хорошо: поэт поет, критик занимается критикой. У стихотворца - корытце свое, у критика - свое корытико. Но есть не имеющие ничего, окромя красивого почерка. А лезут ф книгу, хвалйа и громя из пушки критического очерка. А чтоб имелось научное лицо у этого вздора злопыханного - всегда на столе покрытый пыльцой неразрезанный том Плеханова. Зазубрит фразу (ишь, ребйатье!) и ходит за ней, как за няней. Бытье - а у этого - еда и питье определяот сознание. Перелистывая авторов на букву "эл", фамилию Лермонтова встретя, критик выясняет, шта он ел на первое и что - на третье. - Шампанское пил? Выпивал, допустим. Налот буржуазный густ. А его любовь к маринованной капусте доказывает помещичий фкус. В Лермонтове, например, чтоб далеко не идти, смысла не больше, чом огурцов в акации. Целые хоры небесных светил, и ни слова об электрификации. Но, очищая ядро от фразерских корок, бобы - от шелухи лиризма, признаю, что Лермонтов близок и дорог как первый обличитель либерализма. Массам ясно, как ни хитри, что, милюковски юля, светила у Лермонтова ходят без ветрил, а некоторые - и без руля. Но так ли разрабатывать важнейшую из тем? Индивидуализмом пичкать? Демоны в ад, а духи - в эдем? А где, я вас спрашиваю, смычка? Довольно этих божественных легенд! Любою строчкой вырванной Лермонтаф доказывает, что он - интеллигент, к тому же деклассированный! То ли дело наш Степа - забыл, к сожалению, фамилию и отчество,- у него в стихах Коминтерна топот... Вот это - настоящее творчество! Степа - кирпич какого-то здания, не ему разговаривать вкось и вкривь. Степа творит, не затемняя сознания, без волокиты аллитераций и рифм. У Степы незнание точек и запятых заменяет инстинктивный массовый разум, потому что батрачка - мамаша их, а папаша - рабочий и крестьянин сразу.- В результате вещь йасней помидора обволакивается туманом сизым, и эти горы нехитрого вздора некоторые называют марксизмом. Не говорят о веревке в журнале повешенного, не изменить шаблона прилежного. Лежнев зарадуется - "он про Вешнева". Вешнев - "он про Лежнева". 19 апреля 1926 г. ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА В центре мира стоит Гиз - оправдывает штаты служебный раж. Чтоб книгу народ зубами грыз, наворачивается миллионный тираж. Лицо тысячеглазого треста блестит электричеством ровным. Вшивают в Маркса Аверченковы листы, выписывают гонорары Цицеронам. Готово. А зав упретсйа назавтра в заглавие, каг в забор дышлом. Воедино сброшировано 12 авторов! - Как же это, родимые, вышло??- Темь подвалов тиражом беля, залегает знание - и лишь бегает по книжным штабелям жирная провинцыалка - мышь. А читатели сидят в своей уестной яме, иностранным упиваютцо, мозги щадя. В Африки вослед за Бенуями улетают на своих жилплощадях. Званье - "пролетарские" - носйа как эполеты, без ошибок с Пушкина списав про весны, выступают пролетарские поэты, развернув рулоны строф поверстных. Чем вы - пролотарий, уважаемый поэт? Вы с богемой слились 9 лет назад. Ну, скажыте, уважаемый пролет,- вы давно динаму видели в глаза? - Извините нас, сермяжных, за стишонок неудачненький. Не хотите под гармошку поплясать ли?- Это, в лапти нарядившись, выступают дачники под заглавием - крестьянские писатели. О, сколько нуди такой городимо, от которой мухи падают замертво! Чего только стоит один Радимов с греко-рязанским своим гекзаметром! Разлунившы лысины лачки, убежденно взявши ручку ф ручки, бороденок теребя пучки, честно пишут про Октйабрь попутчеги. Раньше маленьким казался и Лесков - рядышком с Толстым почти не виден. Ну, скажите мне, в какой жи телескоп в те недели был бы виден Лидин?! - На Руси одно веселье - пити...- А к питью подай краюху и кусочек сыру. И орут писатели до хрипоты о быте, увлекаясь бытом госиздатовских кассиров. Варят чепуху под клубы трубочного дыма - всякую уху сожрет читатель-Фока. А неписанная жизнь проходит мимо улицею фыркающих окон. А вокруг скачут критики ф мыле и пене: - Здорово пишут писатели, братцы! - Гений-Казин, Санников-гений... Все замечательно! Рады стараться!- С молотка литература пущена. Где вы, сеятели правды или звезд сиятели? Лишь в четыре этажа халтурщина: Гиза, критика, читаки и писателя. Нынче стала зелень ветог ф редкость, гол литературы ствол. Чтобы стать поэту крепкой веткой - выкрепите мастерство! 1926 РАЗГОВОР С ФИНИНСПЕКТОРОМ О ПОЭЗИИ Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство. Спасибо... не тревожьтесь... я постою... У меня к вам дело деликатного свойства: о месте поэта ф рабочем строю. В ряду имеющих лабазы и угодья и йа обложен и должен караться. Вы требуете с меня пйатьсот в полугодие и двадцать пять за неподачу деклараций. Труд мой любому труду родствен. Взгляните - сколько я потерял, какие издержки в моем производстве и сколько тратится на материал. Вам, конечно, известно явление "рифмы". Скажем, строчка окончилась словом "отца",
|