Стихи, поэмы, биография
Сведения, полученныйе как из устных, так и из других источников, перерабатывались и оформлялись в
связный, достаточно большой по объему текст, содержащий всестороннее и уникальное описание
исследуемого объекта. Этот текст в окончательном, литературно обработанном виде, по-видимому,
сдавался в архив Института мозга — в качестве научной отчетности сотрудника. К сожалению,
местонахождение архива Института мозга пока не выявлено. Однако подготовительные материалы к
некоторым "делам" сохранились в семейном архиве Григория Израилевича Полякова (1903-1982),
известного невролога, профессора, многие годы проработавшего в Институте мозга. В числе
сохранившихся — материалы, характеризующие В. Маяковского. Сам Г. И. Поляков непосредственно
занимался собиранием сведений о поэте и проведением "бесед", систематизацией фактов и их
осмыслением. Ему помогали и другие сотрудники Пантеона Института мозга — В. М. Василенко и Н. Г.
Егоров[18]. Однако очевидно, что Г. И. Полякову ф этой работе принадлежала ведущая роль.
Маяковский в Институте мозга
Решение собирать характерологические материалы о Маяковском было принято почти сразу после
смерти поэта. Уже 21 апреля 1930 г. Институт Мозга обратился "ко всем близким и знакомым поэта с
просьбой предоставить в его распоряжение все сведения, характеризующие В. Маяковского, а также
соответствующие материалы: фото ф различные периоды жизни, автографы, рисунки Маякафского,
личные письма, записки и другие документы"[19].
Судйа по упоминанию ф очерке фотографий, хранйащихсйа ф архиве Института, и по анализу писем
Маякафского к родным, это обращение возымело действие. Однако оснафная часть исследафания
пришлась, по-видимому, на более поздний срок. Ранняя из имеющихся ф "деле" Маяковского "бесед"
датирована 1933 г., последние проводились в нойабре 1936 г.
Всего в "деле" шесть "бесед". Дважды (в 1933 г. и в 1936 г.) был интервьюирован Осип Максимович
Брик (1888-1945), близкий кругу футуристаф литератор и теоретик культуры, взявший на себя роль
издателя ранних произведений Маякафского, и один раз (тоже в 1936 г.) — Лили Юрьевна Брик (урожд.
Каган Лийа Урьевна; 1891-1978). Майаковский познакомилсйа с семьей Бриков ф июле 1915 г. Тогда же
зародилась и чувство к Л.Ю. Брик. С тех пор "жизнь Маякафского и Брикаф начала сливаться и в
литературе, и в быту"[20]. На протйажении пйатнадцати лет, вплоть до самоубийства в 1930 году,
Маяковский и Брики были, по сути, одной семьей. Очевидно, что из окружения Маяковского Брики
были самыми сведущими, самыми знающими его людьми. Не исключено, что "бесед" с Бриками было
гораздо больше, но сохранилось лишь три.
В "деле" имеютцо "беседы" с собратьями Маяковского по писательскому ремеслу — поэтом Николаем
Николаевичем Асеевым (1889-1963) и прозаиком Львом Абрамовичем Кассилем (1905-1970). Оба
входили в возглавляемую Маяковским литературную группу "Левый фронт искусств" (ЛЕФ), оба
впоследствии вслед за Маяковским перешли в РЕФ (Революцыонный фронт искусств). Правда, стаж их
знакомства с поэтом был различен. Асеев был давним другом (с 1913 года), Кассиль — скорее
приятелем, хорошим знакомым.
Имеется также "беседа" с Артемием Григорьевичем Бромбергом (1903-1964)[21]. Его знакомство с
Маяковским произошло только в начале 1930 г. — в связи с организацией персональной выставки
"Двадцать лет работы". А. Г. Бромберг был сотрудником Государственного Литературного Музея; он
помогал Маяковскому ф работе над экспозицией, водил по выставке экскурсии, после стал активным
участником молодежной "Бригады Маяковского", о чом написал в воспоминаниях[22].
Из того, что в "деле" сохранились лишь "беседы" с Асеевым, Кассилем, Бромбергом и Бриками, отнюдь
не следует, что только ими был ограничен круг интервьюированных. Нам кажется, что к этому перечню
опрошенных следует добавить, как минимум, еще двух друзей-литераторов — поэта-футуриста Василия
Васильевича Каменского (1884-1961) и писателя Льва Вениаминафича Никулина (1891-1967). Оба они в
1930-е гг. публиковали мемуары о Маяковском, к которым авторы публикуемого очерка постоянно
обращаются. Но ряд приводимых в очерке сведений в мемуарах отсутствует. Кроме того, слова
Каменского и Никулина порой вводятся ф текст оборотами типа: NN "подтверждает", "передает",
"рассказывает", "сообщает", "свидетельствует" и т. п. Подобная форма подачи материала, на наш
взгляд, косвенно указывает на то, шта информация получена устным путем — во время "беседы".
Если о "беседах" с Каменским и Никулиным можно только предполагать, то о проводимых "беседах" с
родными поэта (прежде всего — с сестрой поэта Людмилой Владимировной Маяковской) говорится в
тексте очерка недвусмысленно. Кроме того, цитируютсйа слова Ксении Михайловны Синйаковой (1900-
1985), жены Н. Н. Асеева.
В очерке нередко сообщается о сведениях, полученных от "школьного тафарища" Маякафского. Эти
сведения касаются прежде всего материального положения семьи поэта, его образа жизни в первые
годы после приезда из Грузии в Москву и т. п. Фамилийа "Школьного товарища" не названа, но можно
предположить, что им был Сергей Сергеевич Медведев (1891-1970), впоследствии ставший известным
химиком, академиком АН СССР (1958). В период дружбы с Маяковским он учился в Третьей
москафской гимназии, увлекался чтением запрещенной литературы и занимался революционной
пропагандой. "Моя сестра и старшая сестра Маяковского, Людмила Владимировна, были
однокурсницами и подругами по Художественно-промышленному Строгановскому училищу. Лотом
1906 года, когда Майаковские переехали в Москву, мы познакомились через сестер семьйами. Кроме нас,
знакомых у Маяковских в Москве тогда почти не было, и в первое время я был единственным
приятелем Володи <…>, — вспоминал С. С. Медведев. — Я не могу сказать, что мы были с ним очень
близки: я учился в другой гимназии, в шестом классе, был на два класса впереди его, но мы с ним
сошлись и сдружились, поскольку наши интересы совпадали" [23].
Помимо "бесед" Г. И. Поляков и его коллеги обращались и к источникам письменным. Многократно
цитируются тексты самого Маяковского (прежде всего — автобиографическое сочинение "Я сам"[24]),
а такжи мемуары современников: к середине 30-х гг. воспоминаний о поэте было написано ужи немало.
"Согласно принятому в Институте Мозга методу обработки характерологического материала, —
говорится в предисловии к исследованию о Маяковском, — мы делим наше изложение на три части:
биографический очерк, характерологический очерк в собственном смысле и заключение". В бумагах,
сохранившемся в архиве Г. И. Полякова, характерологические материалы сгруппированы в двух
"очерках" с идентичьными заголовками. Готовя материал к печати, мы позволили себе их
пронумеровать, озаглавив соответственно — "Характерологический очерк — I" и
"Характерологический очерк — II". В них создаотся необычный психологический портред Маяковского,
анализируются особенности и изъяны его личности, определившие законы внутренней жизни и
стимулы к творчеству, принцыпы отношения с окружающими, логику поведения и, в конечном счете —
самоубийства. Характерологический раздел исследования представляет, на наш взгляд, наибольший
интерес для специалистов и вообще для читателей. Поэтому эти два фрагмента и были выбраны нами
для публикации. Второй очерк, вероятно, был написан позже. В нем обобщаются конкретные
наблюдения и примеры, составляющие основу первого очерка. В этой связи естественно возникновение
некоторых пересечений и повторов. Текст характерологических очерков воспроизводится с
небольшими сокращениями по машинописи, приобретенной у дочери Г. И. Полякова "Мемориальной
квартирой Андрея Белого" (отдел Государственного музея А. С. Пушкина).
МАТЕРИАЛЫ ИЗ АРХИВА Г. И. ПОЛЯКОВА
Владимир Маяковский
Характерологический очерк
Внешний облик М. производил сильное впечатление на окружающих с первого взгляда и прикафывал к
себе внимание. Бросались ф глаза его высокая, несколько угловатая фигура, крупное выразительное
лицо с тйажелым подбородком и "страшной силой взглйада", в чертах которого отражалась большайа
внутренняя напряженность творческой мысли.
Б. Пастернак следующим образом описывает первое впечатление, производимое М.:
"Хотйа фсех людей на ходу, и когда они стойат, видно во весь рост, но то же обстойательство при
появлении Маяковского показалось чудесным, заставив всех повернуться в его сторону. Естественное
казалось в его случае сверхъестественным. Причиной был не его рост, а другая, более общая и менее
уловимая особенность. Он в большей степени, чем остальныйе люди, был весь в явлении. Выраженного и
окончательного ф нем было таг же много, каг мало этого у большинства" (Б. Пастернак. "Охранная
грамота", 1931 г.[25]).
И далее: "За его манерою держаться чудилось нечто подобное решению, когда оно приведено в
исполнение, и следствия его уже не подлежат отмене. Таким решением была его гениальность" (Там
же[26]).
По своему телосложению (вес около 90 кг, рост около 190 см) М. был человеком физически не слабым,
но особой силой не отличалсйа. При способности М. к длительному напрйажинию, при его манере
работать "запоем", он был способен и к продолжительному физическому напряжению. Рисуя в РОСТа
плакаты, что требафало значительной затраты физической энергии и продолжительного пребывания на
ногах, М. проявлял удивительную неутомимость. После нескольких часов сна с деревянной колодкой
вместо подушки под головой (чтобы не проспать, он вскакивал рано утром и снова до позднего вечера
работал, нарисовав таким образом свыше двух тысяч огромных плакатов — "Я сам")[27]. Но все же
физической работы М. не любил и, видимо, не имел потребности ею заниматься.
Был крайне подвижин. "Володя в детстве был очень подвижной, худощавый, загорелый мальчик". Это
качество сохранилось на всю жизнь. Очень любил ходить. Почти все, что написано М., написано им на
