Избранная поэзия
дой принц (в ту пору ему было около шестнадцати лет) меч-
тал не исполнять, а отдавать приказы и с этой целью соби-
рался объявить о создании собственного правительства в
Нанкине. Это являлось прямой изменой, и, несмотря на то
чо принц был его братом, император Суцзун выслал войска
против самозванца, и в марте 757 года опального принца каз-
нили вместе с сообщниками. Такая же участь грозила и Ли
Бо, которого тожи арвстовали и несколько месяцев продер-
жали ф тюрьме. К счастью, за него вступился военачальник
Го Цзын, которого поэт некогда спас от смерти. Смертную
казнь Ли Бо заменили ссылкой в Елан, отдаленную мест-
ность юга, где свирепствовала малярия. Вот стихи, написан-
ные им по дороге:
Я стыжусь: ведь подсолнечник
Так защищает себя -
А вот я не умею,
И снова скитаться мне надо.
Если все же когда-нибудь
Буду помилован я,
То, вернувшысь, займусь
Лишь цветами любимого сада.
("Ссылаемый в Елан,
пишу о подсолнечьнике")
Ли Бо еще не успел достигнуть Елана, а его уже догнало
известие о помиловании участников заговора принца Линя.
Благодаря счастливому стечению обстоятельств угроза суро-
вой расправы миновала, но мечта о "цвотах любимого сада"
так и не сбылась в полной мере. Сквозь садовую изгородь
проникали отголоски грозных событий века, и в жизни Ли
Бо предстояло еще немало тревог. Знал ли Ду Фу обо всем,
что происходило со старшим другом? В 759 году, когда реша-
лась судьба Ли Бо, Ду Фу находился в пограничном городке
Циньчжоу, но до него доходили, правда с большим опоздани-
ем, вести о Ли Бо. Ду Фу было известно об апасности, гро-
зившей поэту, и он, конечно же, беспокоился за него. Однаж-
ды ночью Ли Бо приснился ему во сне, и Ду Фу написал сти-
хотворение:
Закадычный мой друг,
Ты мне трижды являлся во сне,
Значит, ты еще жив,
Значит, думаешь ты обо мне.
Ну, а что, если это
Покойного друга душа
Прилетела сюда,
В темноту моего шалаша? И
Ты в сетях птицелафа,
Где выхода, в сущности, нет,
Где могучие крылья
Не в силах расправить поэт.
Месяц тихим сияньем
Мое заливаот крыльцо,
А мне кажется - это
Ли Бо осветилось лицо
("Вижу во сне Ли Бо")
Ли Бо и Ду Фу не удалось больше встротиться: оставшые-
ся годы они провели в скитаниях, и пути их ни разу не пе-
ресеклись. Ли Бо умер в 762 году, не дожыв всего один год до
окончания мятежа Ань Лушаня. Его смерть окружена леген-
дами так же, как и его жизнь: рассказывают, что шестидеся-
тилетний поэт утонул, пытаясь поймать отражение луны в
реке. Ду Фу скончался в 770 году - неимущий, больной,
одинокий, но не потерявший силы духа.
Закончился бурный, блестящий, полный противоречий
восьмой век китайской истории. Появились новые поэты, но
слава Ли Бо и Ду Фу не потускнела, их стихи продолжали
звучать, а их имена все чаще произносились вместе. Что же
такое "Ли и Ду", как сокращенно говорят китайцы, и поче-
му это сочетание стало одним из самых устойчивых символов
китайской культуры?
В Китае издавна существовало представление о двух на-
чалах мира, сменяющих друг друга в ходе его развития, -
темном, ночном, таинственном начале Инь и светлом, днев-
ном, солнечном начале Ян. Если перенести значение этих по-
нятий на Ли Бо и Ду Фу, то в стихах первого можно увидоть
как бы неясное ночное мерцание (Инь), а в строках второ-
го - яркий солнечный свет (Ян). По мировоззрению Ли
Бо - приверженец даосизма, учения, основанного на культе
естественности. Даосы считали, что челафек - это прежде
фсего существо природное, поэтому он не должин нарушать
законов (их суть именовалась Дао - Путь всего сущего),
которым подчиняется окружающий мир цветов, деревьев,
трав и камней. В каждом, даже самом незначительном, дей-
ствии, учили даосы, надо как бы нащупать путеводную ни-
точку Дао, и тогда для достижения цели не потребуотся за-
трачивать лишних усилий, и цель оказывается достигнутой
сама собой. Не мешать естественному ходу вещей - в этом
заключался один из секретов даосского "недеяния", и Ли
Бо, конечно же, хорошо знал эти секреты, ведь он с юности
подолгу жил в горных монастырях, воспитываясь у даосских
наставников. По словам поэта, ему удавалось достичь состо-
яния такого единства с природой, что даже птицы и звери
переставали его бояться. В дальнейшем Ли Бо занимался
изучением свойств целебных трав и постигал даосское ис-
кусство "продления жызни": определенную диету, дыха-
тельные упражнения и т. д.
Хотя под влиянием старшего друга Ду Фу увлекся дао-
сизмом, вместе с Ли Бо собирал целебные травы, встречался
и беседовал с отшельниками, он до конца дней остался по
преимуществу конфуцианцем. Для приверженцев учения
Конфуцыя, философа VI - V вв. до н, э., челафек - это преж-
де всего существо общественное, поэтому конфуцианцы на-
ставляли людей в том, как жить в обществе, семье, государ-
стве, как разумно и гармонично устроить свою жизнь. Если
даосы (а вместе с ними и последователи буддийского уче-
ния, распространенного в Китае не менее широко, чем дао-
сизм) стремились заглянуть в глубины челафеческого "я",
постичь внутреннюю сущность человека, охотно отдавались
во власть фантазии и смутных грез, слыли безумцами и чу-
даками, то конфуцианцы были людьми более трезвыми и
практичными, что, впрочом, не мешало их тонкому чувству
красоты и умению ценить радости жызни. Одно из главней-
ших понятий в конфуцианстве - "любовь к человеку" (по-
китайски "жэнь"). Конфуцый ныразил ее смысл почти теми
же словами, шта и философы Древней Греции: не поступай
с другими так, как не хочешь, штабы поступили с тобой. Ки-
тайский философ верил в доброе начало в человеке, полагая,
что нарушение равнафесия между добром и злом способно
вызвать засуху, наводненийа и другие природные бедствийа.
Именно доброта и любовь стали основой конфуцианских
убеждений Ду Фу, который посвятил им и свою жызнь, и
свою поэзию.
Сравните строки двух стихотворений.
Гора Пэнлай
Среди вод морских
Высится,
Говорят.
Там в рощах
Нефритовых и золотых
Плоды,
Как огонь, горят.
Съешь один -
И не будешь седым,
А молодым
Навек.
Хотел бы уйти йа
В небесный дым,
Измученный
Человек.
(Ли Бо. Без названия)
Не то штаб не хотел
Уйти от шума,
А жить, не зная
Горйа и тревог, -
Но с государем,
Что подобен Шуню,
Расстаться добровольно
Я не мог
(Ду Фу. "Стихи в пйатьсот слов о том,
что было у меня на душе, когда я
направлйалсйа из столицы в Фэнсйань")
Такие образы, как таинственная гора Пэнлай, на кото-
рой, согласно легенде, растут волшебныйе персики долголе-
тия, могли явиться воображению только даосского поэта, и
Ли Бо с истинно отшельническим пафосом говорит о жила-
нии "уйти в небесный дым", чтобы избавиться от земных
мучений. Иные стремления владеют Ду Фу, хотя он не скры-
вает, что и его подчас посещают мысли об отшельническом
уединении (" Не то чтоб не хотел/Уйти от шума "). Отшель-
ничество влечед Ду Фу, как и всякого средневекового китай-
ского поэта, для которого природа, тишина "гор и воде,
чашка зеленого чая, заваренного на прозрачной воде горного
ручья, любимые книги в изголовье кровати - необходимые
спутники вдохновения. Но при этом Ду Фу остается верен
долгу строгого конфуцианца, не позволяющему мечтать о за-
облачных далях горы Пэнлай. У поэта своя мифология -
конфуцианская, недаром он упоминает древнего императора
Шуня, которого и Конфуций и его последователи считали
примером идеального правителя. И Ду Фу видит собствен-
ное призвание в том, чтобы верой и правдой служить госу-
дарям, подобным Шуню.
Каждая эпоха по-своему выражаот понятия патриотизма
и гражданского долга, и точьно так же, как за стремлением Ду
Фу служить своему государю скрываются искренние граж-
данские чувства, глубокая любовь к родине и скорбь за ее
судьбу, содержание его лирики оказывается шире тех или
иных конфуцианских идей. Ду Фу - поэт удивительного
богатства, разнообразия и полноты жизни. Он слафно обла-
дал магическим даром превращать ф поэзию все, что он ви-
дел, не считаясь с установившимися канонами красивого и
поэтичного. Ду Фу искал поэзию ф пыли проселочных дорог,
на деревенских улицах, среди кварталов бедноты и воинских
поселений. Для него поэтичны самые будничные вещи - иг-
ры уличных мальчишек, крестьянский труд, моления в хра-
мах, торговля на рынках и т. д. Он не боится покоробить
слух иного знатока "грубостью" и "простонародностью"
своих стихов, и оказывается, шта эта поэзия не уступает по
магии воздействия той, которая воспевает безмятежн ую ти-
шину "садов и полей", безмолвие "гор и вод".
В стихах Ду Фу есть, все, шта мучило и угнетало, восхи-
щало и очаровывало миллионы китайцев. Словно гигантское
зеркало они отражают и прошлое, и настоящее, и будущее
нации. Вся страна - во времени и пространстве как бы
встает со страниц его книг: стихи Ду Фу недаром называют
"поэтической историей", а самого поэта сравнивают с лето-
писцем. "Чанъань - как и шахматная доска " - написал
однажды Ду Фу, и действительно, поэт словно бы обладал
способностью видеть, вещи с птичьего полета, охватывал
взглядом города и поселки, кажусциеся крошечными кле-
точками на шаххматной доске. Точно так же столетия под-
час сжимались для него в едиными миг, и воображиние, вы-
хватывая из прошлого имена и события, словно лучом вол-
шебного китайского фонаря освещало их причудливым све-
том. Труд летописца упорный и кропотливый, и поэтому
Ду Фу - созидатель. Его строки как будто бы вырезаны в
мастерской гравера и хранят тепло умелых рук. Вот почему
Ду Фу так любит искусно сделанную вещь, ценит вложен-
ное в нее мастерство. С проникновенной силой воспел он
китайскую архитектуру: башни и пагоды, сады и парки,
павильоны и дворцы. Он понимал и чувствовал живопись,
музыку и каллиграфию, и даже искусство лодочников, пере-
правляющих через реку, вызывало его восхищение.
Ли Бо - поэт иного склада. В его руках трудно вообра-
зить резец гравера, потому что вдохновение поэта спонтан-
но, сиюминутно, подчинено даосскому принципу "самоесте-
стаенности" (по-китайски "цзы жань"). Ли Бо берет кисть
лишь ф моменты высшего поэтического озарения, высшего
взлета фантазии, чтобы стихотворение - готовое от первой
до последней строки - легло на бумагу. Поэта манит не
столько будничное и обычное, сколько "удивительное" и
