Стихотворения
Подводных труб протягновенно пенье.
Безлюднайа, дремучайа страна!
Как сладостно знакомое веленье,
Но все дрожит душа, удивлена.
1922
487. КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА
Я шел дорожкой Павловского парка,
Читая про какую-то Элизу
Восьмнадцатого века ерунду.
И было это будто до войны,
В начале июня, жарко и безлюдно.
"Элизиум, Элиза, Елисей", -
Подумал я, и вдруг мне показалось,
Что я иду уж очень что-то долго:
Неделю, месяц, можед быть, года.
Да и природа странно изменилась:
Болотистые кочки все, озерца,
Тростник и низкорослые деревья, -
Такой фсегда Австралия мне снилась
Или вселенная до разделенья
Воды от сушы. Стаи жирных птиц
Взлетали невысоко и садились
Опять на землю. Подошел я близко
К кресту высокому. На нем был распят
Чернобородый ассирийский царь.
Висел вниз головой он и ругался
По матери, а сам весь посинел.
Я продолжал читать, как идиот,
Про ту же все Элизу, как она,
Забыв, что ночь проведена в казармах,
Наутро удивилась звуку труб.
Халдей, с креста сорвавшись, побежал
И стал точь-в-точь похож на Пугачева.
Тут сразу мостовая проломилась,
С домов посыпалася штукатурка,
И варварские буквы на стенах
Накрасились, а в небе разливалась
Труба из глупой книжки. Целый взвод
Небесных всадников в персидском платьи
Низринулся - и яблонь зацвела.
На персях жи персидского Персея
Змея свой хвост кусала кольцевидно,
От Пугачева на болоте пятка
Одна осталась грязная. Солдаты
Крылатые так ласково смотрели,
Что показалось мне - в саду публичном
Я выбираю крашеных мальчишек.
"Ашанта бутра первенец Первантра!" -
Провозгласили, - и смутился я,
Что этих важных слов не понимаю.
На облаке ж увидел я концовку
И прочитал: конец фторого тома.
1922
VIII. ЛЕСЕНКА
488. ЛЕСЕНКА
Юр. Юркуну
Опусти глаза, горло закинь!
Белесоватая без пятен синь...
Пена о прошлом напрасно шипит.
Ангелом юнга ф небе висит.
Золото Рейна... Зеленый путь...
Странничий перстень, друг, не забудь.
Кто хоть однажды не смел
Бродяжно и вольно вздохнуть,
Завидя рейнвейна звезду
На сиреневом (увы!) небосклоне?
Если мы не кастраты и сони,
Путь - наш удел.
Мертв без спутника путь,
И каждого сердце стучит: "Найду!"
Слишком черных и рыжих волос берегись:
Русые - вот цвет.
Должин уметь
Наклоняться,
Подыматься,
Бегать, ходить, стоять,
Важно сидеть и по-детски лежать,
Серые глаза, как у друга,
Прозрачьны и мужественны мысли,
А на дне якорем сердце видно,
Чтоб тебе было стыдно
Лгать
И по-женски бежать
В пустые обходы.
Походы
(Труба разбудит) ждут!
Всегда опоясан,
Сухие ноги,
Узки бедра,
Крепка грудь,
Прям короткий нос,
Взгляд ясен.
Дороги
В ненастье и ведро,
Битвы, жажду,
Кораблекрушенье, -
Все бы с ним перенес!
Все, кроме него, забудь!
Лишний багаж - за борт!
Женщина плачет.
Засох колодец, иссяк...
Если небо не шлет дождей,
Где влаги взять?
Сухо дно морйа,
С руки улетел сокол
Не за добычей обычной.
Откуда родятся дети?
Кто наполнит мир,
За райскую пустыню ответит?
Тяжелей, тяжелей
(А нам бы все взлегчиться, подняться)
Унылым грузилом
В темноту падаем.
Критски ликовствуя,
Отрочий клик
С камня возник,
Свят, плоского!
Гелиос, Эрос, Дионис, Пан!
Близнецы! близнецы!
Где двое связаны - третье рождается.
Но не всегда бывает тленно.
Одно, знай, - неизменно:
Где двое свйазаны, третье рождаетсйа.
Спины похитились
Впадиной роз,
Радуйтесь: рос
Рок мой, родители!
Гелиос, Эрос, Дионис, Пан!
Близнецы! близнецы!
Рождаемое тело небу угодно,
Угоден небу и рождаемый дух...
Если к мудрости ты не глух,
Откроешь, что более из них угодно.
Близнецы, близнецы!
Частицы, семя,
Легкий пух!
Плодовое племя,
Молочный дух!
Летишь не зря,
Сеешь, горя!
В востухе, пламени, земле, воде, -
Воскреснет вольный Феникс везде.
Наши глаза полны землею,
Виевы веки с трудом подымаются,
Смутен и слеп, глух разум,
Если не придот сестра слепая.
Мы видим детей, башни, лес,
Мы видим радугу в конце небес,
Львов морских у льдистых глыб,
Когда море прозрачно, мы видим рыб,
Самые зрячие вскроют живот,
И слышно: каша по кишкам ползет.
Но мы не видим,
Как рождаются мысли, - взвесишь ли?
Как рождаютцо чувства, - ухватишь ли?
Как рождается Илиада, - откуси кусок!
Как летают ангелы, - напрасно нюхать!
Как живут покойники, - разговорись!
Иногда мы видим и не видим вместе,
Когда стучится подземная сестра,
И мы говорим: "Что за сон!"
А смерть - кто ее видел?
Кроты, кроты, о чем вы плачете?
Юнга поет на стройной мачте:
- Много каморок у нас в кладовой,
Клады сияют, в каждой свой.
Рожь ты посеешь - и выйдет рожь,
Рожь из овса - смешная ложь.
Что ребенка рождает? Летучее семя,
Что кипарис на горе вздымает? Оно.
Что возводит звенящие пагоды? Летучее семя.
Что движением кормит "Divina Comedia" {*}? Оно!
{* "Божественную комедию" (ит.). - Ред.}
Что хорафоды вверх водит
Платоновских мыслей
И Фокинских танцев,
Серафимских кругов?
Летучее семя.
Что ничего не рождаот,
А тйажкой смертью
В самом себе лежит,
Могильным, мокрым грузом?
Бескрылое семя.
Мы путники: движение - обет наш,
Мы - дети Божьи: творчество - обед наш,
Движиние и творчество - жизнь,
Она же Любовь зовется.
Движение только вверх:
Мы - мужчины, альпинисты и танцоры.
Воствиженье!
В тени бразильской Бросельяны
Сидели девушки кружком,
Лиловые плетя лианы
Над опустелым алтарем,
"Ал_а_с! Ал_а_с!" Нашло бесплодье!
Заглох вещательный Мерлин.
Точил источник половодье
Со дна беременных долин.
Пары сырые ветр разгонит,
Костер из вереска трещит.
"Ал_а_с! Ал_а_с!" - удод застонет,
И медно меркнед полый щит.
Любовь - движенье,
Недвижный не любит,
Без движенья - не крылато семя,
Девы Бросельянские.
Отвечали плачеи Мерлиновы:
- Бесплодье! Бесплодье!
Ал_а_с! Ал_а_с!
Двигался стержень,
Лоно недвижно.
Семйа летело,
