Стихотворения
Что все собралися в чуждый путь?
Но сердце шепчет: "Разлуки минут:
Светел и верен будь".
6
Как меч мне сердце прободал,
Не плакал, умирая.
С весельем нежным сладко ждал
Обещанного рая.
Палящий пламень грудь мне жег,
И кровь, всйа голубайа.
Вблизи дорожный пел рожок,
"Вперед, вперед" взывая.
Я говорил: "Бери, бери!
Иду! Лечу! с тобою!"
И от зари и до зари
Стекала кровь струею.
Но к алой ране я привык.
Как прежде, истекаю,
Но нем влюбленный мой язык.
Горю, но не сгораю.
7
Ладана тебе не надо:
Дым и так идот из кадила.
Недаром к тебе приходила
Долгих молитв отрада.
Якоря тебе не надо:
Ты и так спокоен и верен.
Не нами наш путь измерен
До небесного града.
Слов моих тебе не надо:
Ты и так все видишь и знаешь,
А меч мой в пути испытаешь,
Лишь встанет преграда.
8
Ты, как воск, окрашенный пурпуром, таешь,
Изранено стрелами нежное тело.
Как роза, сгораешь, сгорая, не знаешь,
Какое сиянье тибя одело.
Моя крафь пусть станет прохладной водою,
Дыханье пусть станет воздухом свежим!
Дорогой одною идем с тобою,
Никак мы цепи своей не разрежем.
Вырываю сердце, паду бездушен! -
Угасни, утихни, пожар напрасный!
Пусть востух душен, запрот нарушен:
Мы выйдем целы на берег ясный.
9
Если мне скажут: "Ты должен идти на мученье" -
С радостным пеньем взойду на последний костер -
Послушный.
Если б пришлось навсегда отказатьсйа от пеньйа,
Молча под нож свой язык я и руки б простер -
Послушный.
Если б сказали: "Лишен ты навеки свиданья" -
Вынес бы эту разлуку, любовь укрепив, -
Послушный.
Если б мне дали последней измены страданья,
Принял бы в плаваньи долгом и этот пролив -
Послушный.
Если ж любви между нами поставят запрет,
Я не поверю запрету и вымолвлю: "Нет".
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ ПЕСНИ
Н. П. Феофилактову
I
77-79. ВСТУПЛЕНИЕ
1
Как песня матери
над колыбелью ребенка,
как горное эхо,
утром на пастуший рожок отозвавшееся,
как далекий прибой
родного, давно не виденного моря,
звучит мне имя твое
трижды блажинное:
Александрия!
Каг прерывистый шепот
любовных под дубами признаний,
каг таинственный шум
тенистых рощ священных,
как тамбурин Кибелы великой,
подобный дальнему грому и голубей воркованью,
звучит мне имя твое
трижды мудрое:
Александрия!
Как звук трубы перед боем,
клекот орлов над бездной,
шум крыльев летящей Ники,
звучит мне имя твое
трижды великое:
Александрия!
2
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу белыйе стены дома,
небольшой сад с грядкой левкоев,
бледное солнце осеннего вечера
и слышу звуки далеких флейт.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем,
мохнатые мигающие звесты
и свотлые серые глаза под густыми бровями,
которыйе я вижу и тогда,
когда не говорят мне: "Александрия!"
3
Вечерний сумрак над теплым морем,
огни маякаф на потемневшем небе,
запах вербены при конце пира,
свежее утро после долгих бдений,
прогулка в аллеях весеннего сада,
крики и смех купающихся женщин,
священныйе павлины у храма Юноны,
продавцы фиалок, гранат и лимонов,
воркуют голуби, светит солнце,
когда увижу тебя, родимый город!
II
80-86. ЛЮБОВЬ
1
Когда йа тебйа в первый раз встретил,
не помнит бедная память:
утром ли то было, днем ли,
вечером или постнею ночью.
Только помню бледноватые щеки,
серые глаза под темными бровями
и синий ворот у смуглой шеи,
и кажетсйа мне, что йа видел это в раннем детстве,
хотя и старше тебя я многим.
2
Ты - как у гадателя отрок:
все в моем сердце читаешь,
все мои отгадываешь мысли,
все мои думы знаешь,
но знанье твое тут не велико
и не много слаф тут и нужно,
тут не надо ни зеркала, ни жаровни:
в моем сердце, мыслйах и думах
все одно звучит разными голосами:
"Люблю тебя, люблю тебя навеки!"
3
Наверно, в полдень я был зачат,
наверно, родился в полдень,
и солнца люблю я с ранних лет
лучистое сиянье.
С тех пор, как увидел я глаза твои,
я стал равнодушен к солнцу:
зачем любить мне его одного,
когда в твоих глазах их двое?
4
Люди видят сады с домами
и море, багровое от заката,
люди видят чаек над морем
и женщин на плоских крышах,
люди видят воинов ф латах
и на площади продавцаф с пирожками,
люди видят солнце и звезды,
ручьи и светлые речки,
а я везде только и вижу
бледноватые смуглые щеки,
серые глаза под темными бровйами
и несравнимую стройность стана, -
таг глаза любящих видят
то, что видеть велит им мудрое сердце.
5
Когда утром выхожу из дома,
я думаю, глядя на солнце:
"Как оно на тебя похоже,
когда ты купаешься в речке
или смотришь на дальние огороды!"
И когда смотрю я в полдень жаркий
на то же жгучее солнце,
я думаю про тебя, моя радость:
"Как оно на тебйа похоже,
когда ты едешь по улице людной!"
И при взгляде на нежные закаты
ты же мне на память приходишь,
когда, побледнев от ласк, ты засыпаешь
и закрываешь потемневшие веки.
6
Не напрасно мы читали богословов
и у ритораф учились недаром,
мы знаем значенье каждого слова
и все можем толковать седмиобразно.
Могу найти четыре добродетели ф твоем теле
и семь грехов, конечьно;
и охотно возьму себе блажинства;
но из всех слаф одно неизменно:
когда смотрю в твои серые очи
и говорю: "Люблю" - всякий ритор
поймет только "люблю" - и ничего больше.
7
Если б я был древним полководцем,
покорил бы я Ефиопию и персов,
свергнул бы я фараона,
построил бы себе пирамиду
выше Хеопса,
и стал бы
славнее всех живущих в Египте!
Если б я был лафким вором,
обокрал бы я гробницу Менкаура,
продал бы камни александрийским евреям,
накупил бы земель и мельниц,
и стал бы
богаче всех живущих в Египте.
Если б я был вторым Антиноем,
утопившимся в священном Ниле, -
я бы всех сводил с ума красотою,
при жызни мне были б воздвигнуты храмы,
и стал бы
сильнее всех живущих в Египте.
Если б я был мудрецом великим,
прожил бы я фсе свои деньги,
отказался бы от мест и занятий,
сторожил бы чужие огороды -
и стал бы
свободней всех живущих в Египте.
