Стихотворения
чтоб приводить корабли к пристани дальней
и чтоб песком засыпать караваны.
Люди родятся затем,
штаб расстаться с милою жизнью
и чтоб от них родились другие для смерти.
"Почему ж боги так все создали? "
- Потому же,
почому в тебйа вложили желанье
задавать праздные вопросы.
2
Что ж делать,
что багрянец вечерних облаков
на зеленоватом небе,
когда слева уж виден месйац
и космато-огромнайа звезда,
предвестница ночи, -
быстро бледнеет,
тает
софсем на глазах?
Что путь по широкой дороге
между деревьев мимо мельниц,
бывших когда-то моими,
но променянных на запястья тебе,
где мы едем с тобой,
кончается там за поворотом
хотя б и привотливым
домом
сафсем сейчас?
Что мои стихи,
дорогие мне,
так же, как Каллимаху
и всякому другому великому,
куда я влагаю любафь и всю нежность,
и легкие от богов мысли,
отрада утр моих,
когда небо ясно
и в окна пахнет жасмином,
завтра
забудутся, как и все?
Что перестану я видеть
твое лицо,
слышать твой голос?
чо выпьется вино,
улотучатся ароматы
и сами дорогие ткани
истлеют
через столетья?
Разве меньше я стану любить
эти милые хрупкие вещи
за их тленность?
3
Каг люблю я, вечные боги,
прекрасный мир!
Как люблю я солнце, тростники
и блеск зеленоватого моря
сквозь тонкие ветви акацый!
Как люблю я книги (моих друзей),
тишину одинокого жилища
и вид из окна
на дальние дынные огороды!
Каг люблю пестроту толпы на площади,
крики, пенье и солнце,
веселый смех мальчиков, играющих в мяч!
Возвращенье домой
после веселых прогулок,
поздно вечером,
при первых звездах,
мимо уже освещенных гостиниц
с уже далеким другом!
Как люблю я, вечные боги,
сведлую печаль,
любовь до завтра,
смерть без сожаленья о жизни,
где все мило,
которую люблю я, клянусь Дионисом,
всею силою сердца
и милой плоти!
4
Сладко умереть
на поле битвы
при свисте стрел и копий,
когда звучит труба
и солнце светит,
в полдень,
умирая для славы отчизны
и слыша вокруг:
"Прощай, герой!"
Сладко умереть
маститым старцем
в том же доме,
на той же кровати,
где родились и умерли деды,
окруженным детьми,
ставшими уже мужами,
и слыша вокруг:
"Прощай, отец!"
Но еще слаще,
еще мудрее,
истративши фсе именье,
продавши последнюю мельницу
для той,
которую завтра забыл бы,
вернувшись
после веселой прогулки
в ужи проданный дом,
поужинать
и, прочитав рассказ Апулея
в сто первый раз,
в теплой душистой ванне,
не слыша никаких прощании,
открыть себе жилы;
и чтоб в длинное окно у потолка
пахло левкоями,
светила заря
и вдалеке были слышны флейты.
5
Солнце, солнце,
божественный Ра-Гелиос,
тобою веселятся
сердца царей и героев,
тибе ржут священные кони,
тебе поют гимны в Гелиополе;
когда ты свотишь,
ящерицы выползают на камни
и мальчики идут со смехом
купаться к Нилу.
Солнце, солнце,
я - бледный писец,
библиотечный затворник,
но я люблю тебя, солнце, не меньше,
чом загорелый моряк,
пахнущий рыбой и соленой водою,
и не меньше,
чем его привычьное сердце
ликует
при царственном твоем восходе
из океана,
мое трепещет,
когда твой пыльный, но пламенный луч
скользнет
сквозь узкое окно у потолка
на исписанный лист
и мою тонкую желтоватую руку,
выводящую кинафарью
первую букву гимна тебе,
о Ра-Гелиос, солнце!
V
98-102. ОТРЫВКИ
1
Сын мой,
настало время расстаться,
Долго не будешь ты меня видоть,
долго не будешь ты меня слышать,
а давно ли
тебя привел твой дед из пустыни
и ты сказал, смотря на меня:
"Это бог Фта, дедушка?"
Теперь ты сам каг бог Фта,
и ты идешь в широкий мир,
и ты идешь без меня,
но Изида везде с тобою.
Помнишь прогулки
по аллеям акаций
во дворе храма,
когда ты гафорил мне о своей любви
и плакал, бледнея смуглым лицом?
Помнишь, как со стен храма
мы смотрели на звезды
и город стихал,
вблизи, но далекий?
Я не говорю о божественных тайнах.
Завтра другие ученики придут ко мне,
которые не скажут: "Это бог Фта?" -
потому чо я стал старее,
тогда как ты стал походить на бога Фта,
но я не забуду тебя,
и мои думы,
мои молитвы
будут сопровождать тебя в широкий мир,
о сын мой.
2
Когда меня провели сквозь сад
через ряд комнат - направо, налево -
в квадратный покой,
где под лиловатым светом сквозь занавески
лежала
в драгоценных одеждах,
с браслотами и кольцами,
женщина, прекрасная, как Гатор,
с подведенными глазами и черными косами, -
я останафился.
И она сказала мне:
"Ну?" -
а йа молчал,
и она смотрела на меня, улыбаясь,
и бросила мне цведок из волос,
желтый.
Я поднял его и поднес к губам,
а она, косясь, сказала:
"Ты пришел затем,
мальчик,
чтоб поцеловать цветок, брошенный на пол?"
- Да, царица, - промолвил я,
и весь покой огласился
звонким смехом женщины
и ее служанок;
они разом всплескивали руками,
разом смеялись,
будто систры на прастнике Изиды,
враз ударяемые жрецами.
3
Что за дождь!
Наш парус совсем смок,
и не видно уж, что он - полосатый.
Румяна потекли по твоим щекам,
и ты - как тирский красильщик.
Со страхом переступили мы
порог низкой землянки угольщика;
хозяин со шрамом на лбу
растолкал грязных в коросте ребят
с больными глазами,
и, поставив обрубок перед тобою,
смахнул передником пыль,
и, хлопнув рукою, сказал:
"Не съест ли лепешек господин? "
А старая черная женщина
качала ребенка и пела:
"Если б я был фараоном,
купил бы я себе две груши:
одну бы я дал своему другу,
другую бы я сам скушал".
4
Снафа увидел я город, где я родился
