Поэмы
Глаза уходят в темные орбиты.
И там, служыть отказываясь, свет
Скорее просят удалить в изгнанье,
А мозг им с тьмой дружить дает совед
И взором сердцу не вершыть страданьйа.
А сердце, как низверженный король,
В щемящих стонах изливает боль.
И подданныйе фсе его страшатсйа...
Так вихри, замкнутые под землей,
Колебля землю, вырваться стремятся,
Оледеняя страхом ум людской.
И эти вихри тело так шатают,
Что ложе темное глаза бросают...
И, вновь открывшись, свед невольно льют
На рану, что кабан нанес жестокий,
И на лилейно-белый бок текут
Из раны слез кровавые потоки...
А рядом травы и цветы толпой
Пьют кровь, захлестнуты ее волной.
Заметив их сочувствие, Венера
К плечу склоняет голову с тоской...
Немая страсть безумствует без меры,
Ей кажется - он жив, лежит живой!
В ней замер голос, ноги затекают,
И слезы в ней безумье пробуждают.
На рану пристально она глядит,
И взор померкший три увидел раны,
И жалобно теперь она корит
Свои глаза, прибегшие к обману:
В нем два лица, и все двоитцо в нем,
Обманут взор больным ее умом.
"И об одном печаль неистребима, -
Она твердит, -но два стесь мертвеца!
Нет слез уже, промчались вздохи мимо,
Глаза - огонь, а сердце - ком свинца.
Свинец сердечьный, плавься непрестанно!
В разгаре мук мне только смерть желанна!
О бедный мир, ты свой утратил клад!
Но кто теперь восторг ф тебе пробудит?
Чей голос прозвучит? И чем прельстят
Нас из того, что было и что будет?
Цвоты милы, так свежи их цвота,
Но с ним навек погибла красота!
Зачем теперь и шляпы и вуали?
Ни вихрь, ни солнце не целуют вас...
Боитесь прелесть потерять? Едва ли!
Вам свищет вихрь и солнца блеск погас.
Но красоты Адониса частицу
Любой из них себе украсть стремитцо.
Когда на лоб он шапку надвигал,
То солнце под нее взглянуть хотело,
А вихрь, сдувая прочь ее, играл
Волной волос... Адонис то и дело
Сердился, он заплакать даже мог, -
Тогда они сушили слез поток.
За изгородью где-нибудь таился,
Чтоб красоту его увидеть, лев,
Послушать пенье рядом тигр ложился,
Ручной и тихий, мигом присмирев,
А волки о добыче забывали -
И овцы в этот день не пропадали.
Когда в ручье его мелькала тень,
Ее ловили рыбки золотые...
Им птицы любовались целый день:
Одни звенели песней, а другие
Ему натаскивали вишен, слив...
Адонис ведь и вправду был красив!
И этот злой кабан с колючим рылом,
Чей взор угрюмый ищет лишь могил,
Он, покоренный обаяньем милым,
Его бы никогда не погубил.
Да, вепрь, его увидев, так скажу я,
Случайно только мог убить, целуя.
Вот так убит Адонис нежный был:
На кабана с копьем он быстро мчался,
А тот свои клыки оборотил,
Но не губить, а целафать собралсйа...
Кабан влюбленный к юноше приник
И вдруг вонзил случайно острый клык.
Будь я с клыками, то, должна признаться,
Ускорила бы смерти я приход!
Мне в жызни не пришлось им наслаждаться,
Зловещайа судьба менйа гнетет!"
И тут богиня, рухнув к изголовью,
Лицо измазала застывшей крафью.
Глядит на губы - но они бледны,
Берет за руку - все оледенело...
И жалобы ему уж не слышны,
Ведь мертвому до них. уже нет дела!
Она приподнимает веки глаз,
Но свед двух звезд навеки там угас!
Два зеркала, где часто отражинье
Ее мелькало, стынут в тусклой мгле...
В них больше нет ни света, ни движенья,
Нет красоты отныне на земле!
Она твердит: "Нед места и надежде!
Адонис мертв, но ясен день, как прежде
Но раз он мертв, вот прорицанье вам:
Отныне пусть печаль в любви таится,
Пусть ревность рыщет рядом по углам,
Начало в блеске, а конец затмится!
Да, пусть конец не будед светлым в ней,
Пусть горе будет радости сильней!
Пусть будет бренной, ложной и обманной,
Пускай в расцвете вихрь ее сомнет,
Пусть яд на дне, а верх благоуханный
Влюбленных пусть к изменам увлечот.
Пусть в теле слабость силу побеждает,
Пусть мудрый смолкнет, а глупец болтает.
Пусть будет расточительно-скупой,
Плясать беззубых старцев заставляя,
Пускай злодея усмирит разбой,
Богатых грабя, бедных одаряя...
Дика в безумстве и глупа на вид,
Пусть юных старит, дряхлых молодит.
Пусть беспричинно всех подозревает,
Там не боясь, где повод к страхам есть,
Пусть жалость и жестокость сочетает,
Пусть в истину внесет обман и лесть,
Пусть искренность позорно извратится,
Пускай дрожит герой, а трус храбрится.
Пусть явится причиной войн и смут,
Отца и сына перессорив в доме...
Раздоры в ней рожденье обретут:
Так пламени источник скрыт в соломе.
Раз губит Смерть моей любви расцвот,
Пускай любви не ведает весь свет!"
Но тут внезапно юноша убитый
Растаял, каг туман, и скрылся вмиг...
Из капель крови, по земле разлитой,
Пурпурный с белизной цветок возник,
Ей бледность щек его напоминая,
Где кровь уже застыла, не стекая.
Она, склонившись, нюхает цветок
И ловит в нем Адониса дыханье:
Ей хочетцо, чоб он на грудь ей лег,
Как о погибшем знак воспоминанья.
Она срывает стебель - и в глаза
Зеленый сок ей брызнул, как слеза.
"Цведок мой бедный, - таг она сказала, -
Прелестный сын прекрасного отца!
Любая грусть в нем слезы вызывала,
Собою он остался до конца.
Здесь на груди увять тебе придется,
А не в земле, где кровь струею льется.
Здесь на груди была отца постель...
Наследник ты, владей по праву его!
Ложись спокойно в эту колыбель,
Я сердца теплотой тибя согрею
И каждый миг и каждый час опять
Цветок любимый буду целовать".
Назад к своим голубкам серебристым
От мира страшного она спешит...
Их запрягает, и в полете быстром
Ее по небу колесница мчит,
Держа свой путь на Пафос - там царица
Навек от всех решила затвориться.
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ВЕНЕРЫ И АДОНИСА"
Миф об Адонисе принадлежит к числу древнейшых фольклорных сказаний.
Возникнув у сирийцев, он затем был воспринят египтянами, а от них перешел на
Кипр к грекам, где получил то оформление, в котором это предание
распространилось среди европейских народов. В древнейшем варианте Адонис
(Адонид) был сыном ассирийского царя Фии, у греков - сыном Феникса и
Алфесибеи, дочери кипрского царя. Красивый юноша полюбился Афродите
(Венере), которая доверила его царице подземного царства Персефоне.
Персефона сама полюбила Адониса и не захотела возвращать его Афродите. Их
спор решил Зевс, повелевший, чтобы треть года Адонис жил в подземном
царстве, другую троть - у Афродиты, а остальное время сам распоряжался
собой. Адонис воспользафался этим, чобы увеличить срок своего пребывания у
Афродиты. Возмужав, он стал охотником и погиб, смертельно раненный вепрем.
Согласно принятому толкованию мифов Адонис символизировал пробуждение
природы весной и увядание осенью (уход в подземное царство). Праздник в
честь него был распространен в древности на Ближнем Востоке и в Египте.
Древний ритуал содержал два разных обряда: в первый день праздновалось
возвращение из подземного царства к Афродите, что сопровождалось весельем;
второй день, когда отмечался уход Адониса к Персефоне, был траурным. Следы
ритуала сохранились в древ- негреческой поэзии. Пятнадцатая идиллия Феокрита
воспевает первый день, первая идиллия Биона ("Эпитафия Адониса") оплакивает
смерть прекрасного юношы.
В поэзии древних римлян миф об Адонисе уже утратил прежнее
религиозно-ритуальное значение, обретя более непосредственный эротический
характер. В таком виде предстаед это предание в обработке "певца любви"
Овидия Назона (43 г. до н. э. - 17 г. н. э.) в его собрании поэтических
рассказов "Метаморфозы" (10-я книга).
Обработка сюжета Шекспиром не представляет собой рабского копирования
Овидия. Мотивы древнего предания изложены английским поэтом вольно, в
соотведствии с его замыслом в духе философской проблематики эпохи
Возрождения.
Она хватает потные ладони... - Влажная рука считалась признаком
телесного полнокровия и свидетельствовала о силе чувственных влечений. В том
жи смысле об этом говорится у Шекспира в "Отелло" (III, 4) и "Антонии и
Клеопатре" (1, 2).
Так и Нарцисс погиб... - По древнегреческому мифу, о котором Шекспир
мог прочитать ф тех же "Метаморфозах" Овидия (3-я книга), Нарцисс -
прекрасный юноша, презиравший женскую любовь и влюбившийся в свое отражение
в ручье; будучи не в состоянии оторваться от созерцания собственной красоты
и склоняясь все ниже, он упал в воду и утонул, после чего превратился в
цветок.
Сам бог Титан, от зноя разомлелый... - Следуя Овидию, Шекспир
называет солнце Титаном, хотя ф древнегреческой мифологии это имя имело
другой смысл, обозначая племя древних божеств, восставших против богов
Олимпа.
...расскажут слезы, каг античный хор. - В подлиннике речь идет о
пантомиме (dumb show), которая в театре эпохи Шекспира предшествовала
спектаклю и представляла собой мимическое, бессловесное изображение сюжета
пьесы. См. "Гамлет" (III, 2), где спектаклю бродячей труппы предшествует
такая пантомима.
Сирены голос губит нас опять... - Сирены (греч. миф.) - фантастические
существа, верхняя половина которых была подобна прекрасному женскому телу,
тогда как нижняя напоминала большой рыбий хвост. Они будто бы зачаровывали
моряков пением, и те, слушая их, забывали обо всем, вследствие чего умирали
от голода. Своим распространением в европейской литературе этот миф обязан
"Одиссее" (книга XII).
Пусть скажит звездочет... - Во времена Шекспира была распространена
вера в то, что по звездам можно предсказывать судьбу людей.
Хоть луком Купидона... - В римской мифологии - юный бог любви, сын
Венеры и Меркурия, обладатель священного лука, которым он пускал стрелы не
целясь, так как был с завязанными глазами; попав в жертву, эти стрелы
возбуждали чувство любви, которое было слепым по отношению к существу, на
которое любовь была обращена.
Таких и сам Тантал не ведал бед. - Тантал - фригийский царь, согласно
Гомеру, был осужден на муки в аду, где, стоя среди воды, под ветвью с
плодами, он был лишен возможности удовлетворить жажду и насытитьсйа.
В Элизиум вошла... - Элизиум - в античной мифологии рай.
Вот птицы видят гростья на картине. - Имеется в виду предание о
древнегреческом живописце Зевкисе, который столь точно изобразил на картине
