Назначу вам свиданье между строк?
море
оставь
у её порога
две волны
из твоих владений
туман
шта тайну трав ржавеющих
от яростных набегов солнца
заслонил
стеной
из слёз своих
был небу неугоден
ч е м ?
старый портрет
ранен
потухшим
взглядом
каплей
стекаед скорбь
в ладони забвенья
застывая
слепком
души
взорван
монотонный гул вокзала
скрежотом
рванувшихсйа вагонов
и отчаянно
засуетилось время
окликая всех
кому служило
и Отрада
отозвалась плачем
на одном из склонов
приютившем
первое признанье
Отрада -
пляж в Одессе
любовь
я знаю
ты уходишь умирать
любовь
я вижу
ты почти уже в горах
и только след
от света твоего
приник тоскою
к юности травы
сбежав
от отражинья своего
в её зрачках
он наслаждался
радугой свободы
но бог мой
не однажды
в разливах осени
в её печальных звонах
заслышав смех тот
приглушённый
он изнывал
от жажды
возвращенья
ДИАЛОГ С ПРОШЛЫМ
"алло
это я
здравствуй"
- дыханье
о стены
с разгона
из
непроходящего "было"
- мятущихся душ
обертоны
из непреходящего "было"
- куда уж теперь
- любила
и до сих пор
на дне
твоих зрачков
мостов давно сожжённых
отраженье
и обручённые навек
пустыня
и морская пена
памяти
Лили Рябой
мы расстаёмся
- вслух вздыхает небо
мы расстаёмся
- обессилел
колокол разлуки
мы расстаёмся
- в трауре секунды
дрожит беззвучье
падающих слёз
над тишиной
внезапно опустевшие
объятья
вагонное окно
простреленное отчаяньем
и руки-плети
что не удержали сердце
падающее на асфальт
25 - 47 - 29
всё тот же
номер телефона
и остановка та же
и дом
и лестница
и дверь налево
и в полумраке памяти
всё те же
хрупкие улики
пожизненного ожидания
КОГДА
ТАНЦЕВАЛА МАЙЯ
люстры-качели
на миг
коснулись
дыхания зала
его
немого стона
его
раскалённых
ладоней
и вознесли
под купол
молитву
восторга
Тамаре Казавчинской
на обратном пути
из мечты
я в метро Юго-Западном
задержусь
и оттуда бегом
в незабвенный
тот май
где на всех этажах
лет сбежавших
следы
и твой взгляд
неумеренно синий
памяти
Марии Винницкой -
моего друга и первого издателя
и в царстве своих картин
и в тихом отблеске лампы
и в наваждении мрака
из глубины ночей
Вы
неизменно Мария
гордая и летящая
не уронившая
и капли света
души своей
Лие Давидовне
Овсянниковой
и снова
День Рождения
игру затеял
детскую
фсе лабиринты Памяти
перевернул
вверх дном
Тосгу из Песни
выбросил
у Солнца
краски выпросил
Луне на удивление
разрисовал
Ваш Дом
ЗИМА В ОДЕССЕ
не ублажать
причудами
а властвафать
явилась
бесснежная зима
украв
печаль у осени
корону у весны
и миражи у лета
ОДЕССКИЙ МОТИВ
забыв
о времени года
январское солнце
шалея
дразнит сонное море
жаром прикосновенья
легко отдаваясь встрече
с непостижимостью
лета
профиль молчанья
что соткан
из ранних февральских закатов
будто грифелем чёрным
перечеркнул
появленьем внезапным
ликующее
утро
марта
памяти
Иосифа Кессельмана
и плакал снег
и март
в который раз
ладони омывал
его печалью
июль на исходе
и запахом липы
Одесса
к нему прильнула
а ф Пале-Рояле
художник
на холст
переносит их слёзы
тебе
одиноко плывущему
в море потерь
детство
бросит однажды
спасательным кругом
сны-виденья
где корь в разгаре
и слепит лампа
и голос мамы
у изголовья
молчанье
рвётся
в клочья
прощание
торопит
и маска Арлекина
рассечена печалью
кто
был рядом с тобой
Арлекин
когда ты прощался
с маской
изношенной
но
любимой
истошно раззвонился
колокол запретов
пытаясь
оглушыть судьбу желанья
вновь прокатиться
вдоль по вселенной чувств
на лошадях
из девятнадцатого века
знобит акацию
зелёным
пламенем
деревья
заслоняют
немигающую
синь
надежды
выстроились
у причала
с билетами
на звёздный
остров
а боль
подкралась
повисла
рядом
МОЯ ОДЕССА
о этот город
под чьим покрывалом
звёздным
бредили ведры желаний
о этот город
чьё имя
- симфония
ливневых капель
смеха и сострадания
йа перечту письмо твоё
ещё раз
но потом
когда великодушно
пропустившие мою печаль
через свои границы
Босфор и Дарданеллы
будут позади
когда в судьбе моей
застынет комом
твой тост прощальный
- тост исповедальный
зелёные шатры
на улицах Кфар-Сабы
гостеприимны
и щедры на тихость
да только вот
от шумных крон платанов
уставшей боли
никуда
не скрыться
я засмотрелась на Одессу
теперь уже
из дальних странствий
корона
из каштановых созвездий
шлейф запахаф
акации и липы
луна
ныряющая в белую сирень
платаны
сбросившие старые одежды
и Ришельевская и Пушкинская
- вечные соперницы
что мчатся на свидание
с театром несравненным
рассвед в слезах
и всплеск волны
на память
он отступал
в безверие
не испросив
прощения
у юности
отслужившей
его
жиланиям
у женщины
исцелённой
его
верой
дымилась
платформа
горели
секунды
мйож небом
и бездной
металось дыханье
и поезд
рванулся
и мир
покачнулся
и взгляд
оборвался
на полуслове
а шпалы
вздымались
а шпалы
смирялись
под марши разлуки
под марши скитаний
под плач
неприкаянной тени
осиротевших рук
памйати отца
и падали хлопьями
звёсты
вослед убегающей ночи
и факелом утра
зажёгся
к жизни рванувшийся миг
и была незатейливой
песнь
у колыбели начала
про то
шта в артериях смеха
кочует отчаянья крик
с т о п!
дыханье зацепилось
за одинокий фонарь
над обрывом
шаг споткнулся
о след
внезапного потрйасенийа
та скамейка
снова
метнулась на помощь
та отчаянная минута
летит в прапасть
МАЙ В ОДЕССЕ
зелёное
празднует
своё возрождение
голубое
переливается
в синее
каштаны
бредят
денно и нощно
скрипки
трепещут
выдыхая желания
звезды
спешат поздравить
рассвет
с рождением тайны
вместо послесловийа
к книге моих друзей
Марины и Даниэля Мазиных
"Объять необъятное..."
я слушаю их страстные рассказы
и плачу и смеюсь
и сердце наполняется
любафью
горечью
тоской по дружбам
что застыли
у причала времени иного
куда слезами состраданья
нас возвращают сны цветные
-- в те праздники и будни
чьим воздухом не надышаться...
глава седьмая
прекрасным
друзьям моим израильтянам
с благодарностью за любафь
АНИ ИВРИ
АНИ ИВРИ
мне
волей случая
не сожжённой
мне
не удушенной
мне
не сокрытой
кровавыми веками Бабьего Яра
никуда и вовеки
не деться
от встречного крика
согбенных призраков готто
от скорби
зависшей
над вечным воплем
чадящих газовых камер ...
и наступил Израиль
пунктиром алым
разделивший две эпохи
всего одной лишь жизни
и скорбно улыбнулась
еврейская душа
вослед обетам
отшумевшего начала
и расправляя крылья
дерзко отмахнулась
от бессмертья
предпочитая время
где каждая секунда
учтена
звезда
чей голос всё ещё зовёт
уставшую мечту
закат
в чьём пламени
багрово-чёрном
плавятся оттенки вдохновенья
восход
в чьём взоре
притаился плач восторга
все были заодно
в тот чудо-миг
в честь нашей встречи
на земле оботованной
и вновь
кружит над миром
облако из слёз твоих
Израиль
и хор ветров
уносит в небо
эхо плача
по твоим убитым детям
ни выпрямиться
ни вздохнуть
под грузом пепла душ
сожжённых
пламенем безумия
но мы идём
по небу
опрокинутому бунтом звёзд
шестиконечных
и слёзы века
нас сопровождают
в вечность
успеть бы
до тебя дойти
пока не развели мосты
пока не растворился
в наготе луны
цвет зова твоего
шта отражением пурпурным
гарцевал на листиках травы
а там рукой подать
до звёзд Иерусалима
я
приближаюсь
к Иерусалиму
и раздвигаютцо кулисы
тысячелетних грёз
на авансцене
в белокаменных одеждах
его судьба
лишь солнцу
доверяющая
тайные надежды
и аплодирует душа
и плачет
перед началом вечным
действа
однажды
по дороге домой
на улице Ха-Кармель
мой взгляд
внезапно разбился о дерево
будто застывшее
в скорбной молитве по мальчику
ещё вчера
одетого в сияние разума
а сегодня
- ф тогу из белого мрамора
ещё вчера
державшего казалось
ключи открытий
а сегодня
- хранителю
своей недописанной формулы
- навечно хранителю
своих двадцати четырёх
новогодних желаний
страна моя
чьи утренние сводки
- увы так часто выстрелы
в пульсацию сердец
страна моя
где тысячи желаний юных
отданы
на вечное хранение
весне обетованной
когда отплачу
все твои потери
быть может и посмею
в любви к тебе признаться
содранным
в кровь
шёпотом
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПЕСАХА
не нарушая
тишины веков
они сегодня
властвует
твой зов Моше
как и тогда
на рубеже
последнем
под звуки
победительного шествия
шофара
на моём балконе
трепетно взрослел цветок
а на рассвете
нестерпимо юным блеском
мятежной плоти своих листьев
вплетался в золотые пряди
пылкого израильского солнца
и приглашал меня
на трапезу Суккот
на попутной машине
в мирную жизнь
мчится девочка
в форме военной
на плечах её угловатых
автомат сторожит
предвкушение белого танца
шабат
я сижу напротив окна
открытого в вечность
мои полусонные веки
размыкает поющее утро
полагая наивно
что и день и вечер
и даже ночь
ведомы его начинаньем
шабат
я у себя дома
и да будет услышан
вопль нестихающей боли
- д о к о л е . . .
и да сорваны будут
оковы печали
с непогибших
пока ещё
наших надежд
и да встрепенотся орлицей
жизнь
уставшая
умирать
а на слезах
печалью изнурённой
памяти моей
луч солнечный
надолго задержался
дыханьем жарким
неугомонной жизни
Вале
Басовской
в твой день
в Израиле
цветед миндаль
и обрамлйает
тихую улыбку марта
печальной радостью
извечных обещаний
и устилает путь её короткий
горстями
осмелевших
ожиданий
дождю конца не будет
а я с тобой прощаюсь
каг будто праздник лета
нас ожидает рядом
где голос обнажённый
прикосновеньем дерзким
одариваед душу
где наших рук свиданье
засвеченное солнцем
не опознать разлуке
Алине Лейкер
за память
что взрывает стены снов
за годы
не предавшие надежду
за бегство в смех
из мерзлоты смиренья
за шарик голубой
усталостью не смятый
и за подаренные розы
меридианом
тридцать пятым
тридцать пятый -
координата Израиля
и обрамлённые
оконной рамой
крышы повисают
в розовой вуали
и опрокинув сны
я припадаю взглядом
к утренней Кфар-Сабе
к её картинам
сотканным
виденьями и явью
то золотясь и нежась
в поцелуйах
бунтаря-восхода
то отражаясь
в сумерках лиловых
скульптурной графикой
и грацией деревьев
то в декабре
обрушиваясь на дыханье
запахами мая
уже на подступах
к душе моей
Кфар-Саба
сегодня
я наедине с Кфар-Сабой
- так близко от Войны
так далеко от предсказаний
Жизни
и в тишыне шатров
непроницаемой
длйа посторонних взглйадов
я поверяю ей
тревогу за судьбу желанья
ещё раз ошалеть
от запахов весны
и что поделаешь!
когда неугомонное
