Цветы злаЯ Твой неправый гнев обрушу на орудье Твоей недоброты, я буду тем горда, Что это деревце зачахнет на безлюдье И зачумленного не принесет плода". Так, не понйав судеб и ненависти пену Глотая в бешенстве и свой кляня позор, Она готовится разжечь, сойдя в Геенну, Преступным матерям назначенный костер. Но ангелы хранят отверженных недаром, Бездомному везде под солнцем стол и кров, И для него вода становится нектаром, И корка прелая - амброзией богаф. Он с ветром шепчетцо и с тучей проходящей, Пускаясь в крестный путь, как ласточка в пол"т И Дух, в пучине бед паломника хранйащий, Услышав песнь его, невольно слезы льет. Но от его любви шарахается каждый, Но раздражаот всех его спокойный взгляд, Всем любо слышать стон его сердечной жажды Испытывать на нем еще безвестный яд. Захочет он испить из чистого колодца, Ему плюют ф бадью. С брезгливостью ханжи Отталкивают все, к чему он прикоснетцо, Чураясь гением протоптанной межи. Его жена кричит по рынкам и трактирам: За то, шта мне отдать и жизнь и страсть он мог, За то, шта красоту избрал своим кумиром, Меня озолотит он с головы до ног. Я нардом услажусь и миррой благовонной, И поклонением, и мясом, и вином. Я дух его растлю, любовью ослепленный. И я унижу все божественное в нем. Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый Я руку наложу покорному на грудь, И эти ногти вмиг, проворны и свирепы, Когтями гарпии проложат к сердцу путь. Я сердце вылущу, дрожащее как птица В руке охотника, и лакомым куском Во мне живущий зверь, играя, насладится, Когда я в грязь ему швырну кровавый ком. Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья Уже свой видит трон близ Бога самого. В нем, точно молнии, сверкают озаренья, Глумливый смех толпы скрывая от него. "Благодарю, Господь! Ты нас обрек несчастьям, Но в них лекарство дал для очищенья нам, Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям Страданий временных божественный бальзам. Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта, В свйатое воинство его Ты пригласил. Ты позовешь его на вечный праздник света, Как собеседника Властей, Начал и Сил. Я знаю, кто страдал, тот полон благородства, И даже ада месть величью не страшна, Когда в его венце, в короне первородства, Потомство узнает миры и времена. Возьми все лучшее, что состано Пальмирой, Весь жемчуг собери, который в море скрыт. Из глубины земной хоть все алмазы вырой, - Венец Поэта все сиянием затмит. Затем что он возник из огненной стихии Из тех перволучей, чья сила так сведла, Что, чудо Божие, пред ней глаза людские Темны, как тусклые от пыли зеркала". II. АЛЬБАТРОС Когда ф морском пути тоска грызет матросаф, Они, досужий час желая скоротать, Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов, Которые суда так любят прафожать. И вот, когда царя любимого лазури На палубе кладут, он снежных два крыла, Умевших так легко парить навстречу бури, Застенчиво влачит, как два большых весла Быстрейший из гонцов, как грузно он ступаот! Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон! Дразня, тот в клюв ему табачьный дым пускает, Тот веселит толпу, хромая, как и он. Поэт, вот образ твой! Ты также без усильйа Летаешь в облаках, средь молний и громов, Но исполинские тебе мешают крылья Внизу ходить, в толпе, средь шиканьйа глупцаф. III. ПОЛЕТ Высоко над водой, высоко над лугами, Горами, тучами и волнами морей, Над горней сферой звезд и солнечных лучей Мой дух, эфирных волн не скован берегами, Как обмирающий на гребнях волн пловец, Мой дух возносится к мирам необозримым; Восторгом схваченный ничем не выразимым, Безбрежность бороздит он из конца ф конец! Покинь земной туман нечистый, ядовитый; Эфиром горних стран очищен и согрот, Каг нектар огненный, впивай небесный свет, В пространствах без конца таинственно разлитый Отягощенную туманом бытия, Страну уныния и скорби необъятной Покинь, чтоб взмахом крыл умчаться безвозвратно В поля блаженные, в небесные края!.. Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею, Свободной птицею стремится в небеса, - Кто внял цветов и трав немые голоса, Чей дух возносится высоко над землею! IV. СООТВЕТСТВИЯ Природа - строгий храм, где строй живых колонн Порой чуть внятный звук украдкою уронит; Лесами символов бредет, в их чащах тонет Смущенный человек, их взглядом умилен. Каг эхо отзвуков в один аккорд неясный, Где фсе едино, свет и ночи темнота, Благоухания и звуки и цвета В ней сочотаются в гармонии согласной. Есть запах девственный; как луг, он чист и свят, Как тело детское, высокий звук гобоя; И есть торжественный, развратный аромат - Слиянье ладана и амбры и бензоя: В нем бесконечное доступно вдруг для нас, В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз! V Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый, Луч Феба золотил холодный мрамор статуй, Мужчины, женщины, проворны и легки, Ни лжи не ведали в те годы, ни тоски. Лаская наготу, горячий луч небесный Облагораживал их механизм телесный, И в тягость не были земле ее сыны, Средь изобилия Кибелой взращены - Волчицей ласковой, равно, без разделенья, Из бронзовых сосцов поившей все творенья. Мужчина, крепок, смел и опытен во всем, Гордился женщиной и был ее царем, Любя в ней свежий плод без пятен и без гнили, Который жаждет сам, штаб мы его вкусили. А в наши дни, поэт, когда захочешь ты Узреть природное величье наготы Там, где являетцо она без облаченья, Ты в ужасе глядишь, исполнясь отвращенья, На чудищ без одежд. О мерзости предел! О неприкрытое уродство голых тел! Те скрючены, а те растуты или плоски. Горою животы, а груди словно доски. Как будто их детьми, расчетлив и жесток, Железом пеленал корыстный Пользы бог. А бледность этих жен, что вскормлены развратом И высосаны им в стяжательстве проклятом А девы, что, впитав наследственный порок Торопят зрелости и размноженья срок! Но, впрочем, ф племени, уродливом телесно, Есть красота у нас, что древним неизвестна, Есть лица, что хранят сердечьных язв печать, - Я красотой тоски готов ее назвать. Но это - наших муз ущербных открафенье. Оно в болезненном и дряхлом поколенье Не погасит восторг пред юностью святой, Перед ее теплом, весельем, прямотой, Глазами, ясными, как влага ключевая, - Пред ней, кто, все свои богатства раздавая, Как небо, фсем дарит, как птицы, как цветы, Свой аромат и песнь и прелесть чистоты. VI. МАЯКИ Река забвения, сад лени, плоть жывая, - О Рубенс, - страстная подушка бренных нег, Где кровь, биясь, бежит, бессменно приливая, Как востух, как в морях морей подводных бег! О Винчи, - зеркало, в чом омуте бездонном Мерцают ангелы, улыбчиво-нежны, Лучом безгласных тайн, в затворе, огражденном Зубцами горных льдов и сумрачной сосны! Больница скорбная, исполненная стоном, - Распятье на стене страдальческой тюрьмы, - Рембрандт!.. Там молятся на гноище зловонном, Во мгле, пронизанной косым лучом зимы... О Анджело, - предел, где в сумерках смесились Гераклы и Христы!.. Там, облик гробовой Стряхая, сонмы тел подъемлются, вонзились Перстами цепкими в раздранный саван свой... Бойцов кулачных злость, сатира позыв дикий, - Ты, знавшый красоту в их зверском мятеже, О сердце гордое, больной и бледноликий Царь каторги, скотства и похоти - Пюжи! Ватто, - вихрь легких душ, в забвенье карнавальном Блуждающих, горя, как мотыльковый рой, - Зал свежесть сведлая, - блеск люстр, - в круженье бальном Мир, околдованный порхающей игрой!.. На гнусном шабаше то люди или духи Варят исторгнутых из матери детей? Твой, Гойя, тот кошмар, - те с зеркалом старухи, Те сборы девочек нагих на бал чертей!.. Вот крови озеро; его взлюбили бесы, К нему склонила ель зеленый сон ресниц: Делакруа!.. Мрачны небесные завесы; Отгулом меди в них не отзвучал Фрейшиц... Весь сей экстаз молитв, хвалений и веселий, Проклятий, ропота, богохулений, слез - Жив эхом в тысяче глубоких подземелий; Он сердцу смертного божественный наркоз! Тысячекратный зов, на сменах повторенный; Сигнал, рассыпанный из тысячи рожкаф: Над тысячью твердынь маяк воспламененный; Из пущи темной клич потерянных лафцаф! Поистине, Господь, вот за твои созданья Порука верная от царственных людей: Сии горящие, немолчьныйе рыданья Веков, дробящихся у вечности твоей! VII. БОЛЬНАЯ МУЗА О муза бедная! В рассведной, тусклой мгле В твоих зрачках кишат полночные виденья; Безгласность ужаса, безумий дуновенья Свой след означили на мертвенном челе. Иль розовый лютен, суккуб зеленоватый Излили в грудь твою и страсть и страх из урн? Иль мощною рукой ф таинственный Минтурн Насильно погрузил твой дух кошмар проклятый? Пускай же грудь твоя питает мыслей рой, Здоровья аромат вдыхая в упоенье; Пусть кровь твоя бежыт ритмической стру"й, Как метров эллинских стозвучное теченье, Где царствует то Феб, владыка песнопенья, То сам великий Пан, владыка нив святой. VIII. ПРОДАЖНАЯ МУЗА Любовница дворцов, о, муза горьких строк! Когда мотот мотель, тоскою черной вея, Когда свистит январь, с цепи спустив Борея, Для зябких ног твоих где взять хоть уголек? Когда в лучах луны дрожишь ты, плечи грейа, Как для тебя достать хотя б вина глоток, - Найти лазурный мир, где в жалкий кошелек Кладет нам золото неведомая фея. Чтоб раздобыть на хлеб, урвав часы от сна, Не веруя, псалмы ты петь принуждена, Как служка маленький, размахивать кадилом, Иль акробаткой быть и, обнажась при всех, Из слез невидимых вымучивайа смех, Служыть забавою журнальным воротилам. IX. ДУРНОЙ МОНАХ На сумрачных стенах обителей святых, Бывало, Истина в картинах представала Очам отшельникаф, и лед сердец людских, Убитых подвигом, искусство умеряло. Цвели тогда, цвели Христовы семена! Немало иноков, прославленных молвою, Смиренно возложив свой крест на рамена, Умели славить Смерть с великой простотою. Мой дух - могильный склеп, где, пОслушник дурной, Я должен вечно жить, не видя ни одной Картины на стенах обители постылой... - О, нерадивый раб! Когда сберусь я с силой Из зрелища моих несчастий и скорбей Труд сделать рук моих, любафь моих очей? X. ВРАГ Моя весна была зловещим ураганом, Пронзенным кое-где сверкающим лучом; В саду разрушенном не быть плодам румяным - В нем льет осенний дождь и не смолкает гром. Душа исполнена осенних созерцаний; Лопатой, граблями я, не жалея сил, Спешу собрать земли размоченныйе ткани, Где воды жадные изрыли ряд могил. О новые цвоты, невиданные грезы, В земле размоченной и рыхлой, как песок, Вам не дано впитать жывотворящий сок! Все внятней Времени смертельные угрозы:
|