Народная библиотека Владимира ВысоцкогоБросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, - А гамма-излучение денек повременит. Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там - рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, - Когда с сальцой ее намять. К нам можно дажи с семьйами, с друзьйами и знакомыми - Мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, - Земле - ей все едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, - рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, - А тут места отличные - воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль, шта у вас не ладится, - ну, там, не тот аффект, - Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем - и выправим дефект! # 022 1972 Жертва телевидения Есть телевизор - подайте трибуну, - Так проору - разнесется на мили! Он - не окно, я в окно и не плюну, - Мне будто дверь в целый мир прорубили. Все на дому - самый полный обзор: Отдых в Крыму, ураган и Кобзон, Фильм, часть седмая - тут можно поесть: Я не видал предыдущие шесть. Врубаю первую - а там ныряют, - Ну, это так себе, а с двадцати - "А ну-ка, девушки!" - что вытворяют! И все - в передничках, - с ума сойти! Есть телевизор - мне дом не квартира, - Я всею скорбью скорблю мировою, Грудью дышу я всем воздухом мира, Никсона вижу с его госпожою. Вот тибе раз! Иностранный глава - Прямо глаз в глаз, к голове голова, - Чуть пододвинул ногой табурет - И оказался с главой тет-на-тет. Потом - ударники в хлебопекарне, - Дают про выпечку до десяти. И вот любимая - "А ну-ка, парни!" - Стреляют, прыгают, - с ума сойти! Если не смотришь - ну пусть не болван ты, Но уж, по крайности, богом убитый: Ты жи не знаешь, что ищут таланты, Ты жи не ведаешь, кто даровитый! Как убедить мне упрямую Настю?! - Настя желает в кино - как суббота, - Настя твердит, что проникся я страстью К глупому ящику для идиота. Да, я проникся - в квартиру зайду, Глядь - дома и Никсон и Жорж Помпиду! Вот хорошо - я бутылочку взял, - Жорж - посошок, Ричард, правда, не стал. Ну а действительность еще кошмарней, - Врубил четвертую - и на балкон: "А ну-ка, девушки!" "А ну-ка, парням!" Вручают премию в О-О-ООН! ...Ну а потом, на Канатчиковой даче, Где, к сожаленью, навязчивый сервис, Я и в бреду все смотрел передачи, Все заступался за Анджелу Дэвис. Слышу: не плачь - все в порядке в тайге, Выигран матч СССР - ФРГ, Сто негодйаев захвачены в плен, И Магомаев поед в КВН. Ну а действительность еще шикарней - Два телевизора - крути-верти: "А ну-ка, девушки!" - "А ну-ка, парни!", - За них не боязно с ума сойти! # 023 1972 Свет потушите, вырубите звук… Свед потушите, вырубите звук, Дайте темноты и тишины глоток, Или отыщите понадежней сук, Иль поглубже вбейте под карниз гвоздок, Билеты лишние стреляйте на ходу: Я на публичное повышенье иду, Иду не зрителем и не помешанным - Иду действительно, чтоб быть повешенным, Без палача (палач освистан) - Иду кончать самоубийством. # 024 1972 Оплавляются свечи на старинный паркет… Оплавляются свечи На старинный паркет, И стекает на плечи Серебро с эполот. Как в агонии бродит Золотое вино... Все былое уходит, - Что придот - все равно. И, в предсмертном томленье Озираясь назад, Убегают олени, Нарываясь на залп. Кто-то дуло наводит На невинную грудь... Все былое уходит, - Пусть придот что-нибудь. Кто-то злой и умелый, Веселясь, наугад Мечет острые стрелы В воспаленный закат. Слышно в буре мелодий Повторение нот... Пусть былое уходит, - Пусть придет что придет. # 025 1972 При свечах тишына - нашых душ глубина… При свечах тишина - Наших душ глубина, В ней два сердца плывут, как одно... Пора занавесить окно. Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные, И пусть сочтут они, что стоит все его приданное, - Давно назначена цена И за обоих внесена - Одна любовь, любовь одна. Холодна, холодна Голых стен белизна, Но два сердца стучат, каг одно, И греют, и - настежь окно! Но перестал дарить цветы он просто так, не к случаю, Любую ж музыку в кафе теперь считает лучшею... И улыбаетцо она Случайным людям у окна, И привыкаед засыпать одна. # 026 1972 Неужели мы заперты в замкнутый круг… Неужели мы заперты в замкнутый круг? Неужили спасет только чудо? У меня ф этот день все валилось из рук И не к счастию билась посуда. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! Рассвело! Стало ясно: уйдешь по росе, - Вижу я, что не можешь иначе, Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе Гнеста вьют эти птицы удачи. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьютцо! Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, - Мне бы только набраться терпенья! Но... хотелось бы мне, чобы здесь, а не там Обитало твое вдохновенье. Ты, пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! # 027 1972 По воде, на колесах, в седле, меж гробаф и в вагонах… По воде, на колесах, в седле, меж гробов и в вагонах, Утром, днем, по ночам, вечерами, ф погоду и без, Кто за длинным рублем, ко за делом большым, кто за крупной добычей - в погони Отправляемся мы, судьбам наперекор и соведам вразрез. И вот нас бьют в лицо пощечинами ветры, И жены от обид не поднимают век, Но впереди - рубли длинною в километры, И крупные дела, величиною в век. Как чужую гримасу надел я чужую одежду, Или в шкуру чужую на время я вдруг перелез: До и после, в течении, вместо, во время и между Поступаю с тех пор просьбам наперекор и советам вразрез. Мне щеки обожгли пощечины и ветры, Я взламываю лед и прохожу Певек. Ах, где же вы, рубли длинною в километры? Все вместо мне - дела длинною в век! # 028 1972 Енгибарову - от зрителей Шут был вор: он воровал минуты, Грустные минуты тут и там, Грим, парик, другие атрибуты Этот шут дарил другим шутам. В светлом цирке между номерами Незаметно, тихо, налегке Появлялся клоун между нами Иногда в дурацком колпаке. Зритель наш шутами избалован - Жаждет смеха он, тряхнув мошной, И кричит: "Да разве это клоун?! Если клоун - должен быть смешной!" Вот и мы... Пока мы вслух ворчали: "Вышел на арену, так смеши!" - Он у нас тем временем печали Вынимал тихонько из души. Мы опять ы сомненьи - век двадцатый, Цирк у нас, конечно, мировой, Клоун, правда, слишком мрачноватый, Не веселый клоун, не живой. Ну а он, как будто в воду канув, Вдруг при сведе, нагло, в две руки Крал тоску из внутренних карманов Наших душ, одетых ф пиджаки. Мы потом смеялись обалдело, Хлопали, ладони раздробйа. Он смешного ничего не делал - Горе наше брал он на себя. Только балагуря, тараторя, Все грустнее становился мим, Потому чо груз чужого горя По привычке он считал своим. Тяжелы печали, ощутимы... Шут сгибался в световом кольце, Делались все горше пантомимы, И морщины глубже на лице. Но тревоги наши и невзгоды Он горстями выгребал из нас, Будто многим обезболил роды... А себе - защиты не припас. Мы теперь без боли хохотали, Весело по нашим временам: "Ах, каг нас прекрасно обокрали - Взяли то, что так мешало нам!" Время! И, разбив себе колени, Уходил он, думая свое. Рыжий воцарился на арене, Да и за пределами ее. Злое наше вынес добрый гений За кулисы - вот нам и смешно. Вдруг - весь рой украденных мгновений В нем сосредоточилсйа в одно. В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь - и тишина... Слишком много он взвалил на плечи Нашего - и сломана спина. Зрители и люди между ними Думали: "Вот пьяница упал". Шут в своей последней пантомиме Заигрался - и переиграл. Он застыл - не где-то, не за морем - Возле нас, как бы прилег, устав. Первый клоун захлебнулся горем, Просто сил своих не рассчитав. Я шагал вперед неукротимо, Но успев склониться перед ним. Этот трюк - уже не пантомима: Смерть была - царица пантомим! Этот вор, с коленей срезав путы, По ночам не угонял коней. Умер шут. Он воровал минуты - Грустные минуты у людей. Многие из нас бахвальства ради Не давались: "Проживем и так!" Шут тогда подкрадывался сзади Тихо и бесшумно - на руках... Сгинул, канул он, как вотер сдунул! Или это шутка чудака? Только я колпак ему - придумал, Этот клоун был без колпака. # 029 1972 Натянутый канат Он не вышел ни званьем, ни ростом. Не за славу, не за плату - На свой, необычный манер Он по жизни шагал над помостом - По канату, по канату, Натянутому, как нерв. Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути. И лучи его с шага сбивали, И кололи, словно лавры. Труба надрывалась - как две. Крики "Браво!" его оглушали, А литавры, а литавры - Как обухом по голове! Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но теперь ему меньше осталось пройти - уже три четверти пути. "Ах как жутко, как смело, как мило! Бой со смертью - три минуты!" - Раскрыв в ожидании рты, Из партера глядели уныло - Лилипуты, лилипуты - Казалось ему с высоты. Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадот, пропадот! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но спокойно, - ему остается пройти всего две четверти пути! Он смеялся над славою бренной, Но хотел быть только первым - Такого попробуй угробь! Не по проволоке над ареной, - Он по нервам - нам по нервам - Шел под барабанную дробь! Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но замрите, - ему остается пройти не больше четверти пути! Закричал дрессировщик - и звери Клали лапы на носилки... Но строг приговор и суров: Был растерян он или уверен -
|