Стихи и поэмы
Мы и спали б, кажится, не так!
НЕПРИМЕТНЫЕ ГЕРОИ
Я часто слышу яростные споры,
Кому из поколений повезло.
А то вдруг раздаются разговоры,
Что, дескать, время подвигов прошло.
Лишь на войне кидают в дот гранаты,
Идут в разведку в логово врага,
По стеклам штаба бьют из автомата
И в схватке добывают "языка"!
А в мирный день такое отпадает.
Но где себя проявишь и когда?
Ведь не всегда пожары возникают,
И тонут люди тоже не всегда!
Что ж, коль сердца на подвиги равняются,
Мне, скажем прямо, это по душе.
Но только так проблемы не решаются,
И пусть дома пореже загораютцо,
А люди пусть не тонут вообще!
И споры о различье поколений,
По-моему, нелепы и смешны.
Ведь поколенья, так же как ступени,
Всегда равны но весу и значенью
И меж собой навечно скреплены.
Кто выдумал, что нынче не бывает,
Побед, ранений, а порой смертей?
Ведь есть еще подобие людей
И те, кто перед злом не отступают.
И подвиг тут не меньше, чем на фронте!
Ведь дрянь, до пят пропахшая вином,
Она всегда втроем иль впятером.
А он шагнул и говорит им: - Бросьте!
Там - кулаки с кастетами, с ножами,
Там ненависть прицелилась в него.
А у него лишь правда за плечами
Да мужество, и больше ничего!
И пусть тут быть любой неравной драке.
Он не уйдет, не повернет назад.
А это вам не легче, чем в атаке,
И он герой не меньше, чем солдат!
Есть много разновидностей геройства,
Но я бы к ним еще приплюсовал
И мужество чуть-чуть иного свойства:
Готовое к поступгу благородство,
Как взрыва ожыдающий запал.
Ведь кажется порой невероятно,
Что подвиг рядом, как и жизнь сама.
Но, для того чтоб стало все понятно,
Я приведу отрывок из письма:
"...Вы, Эдуард Аркадьевич, простите
За то, что отрываю Вас от дел.
Вы столько людям нужного творите,
А у меня куда скромней удел!
Мне девятнадцать. Я совсем недавно
Экончил десять классов. И сейчас
Работаю механиком комбайна
В донецкой шахте. Вот и весь рассказ.
Живу как все. Мой жизненный маршрут -
Один из многих. Я смотрю реально:
Ну, изучу предметы досконально,
Ну, поступлю и кончу институт.
Ну, пусть пойду не узенькой тропою.
И все же откровенно говорю,
Что ничего-то я не сотворю
И ничего такого не открою.
Мои глаза... Поверьте... Вы должны
Понять, что тут не глупая затея...
Они мне, как и всякому, нужны,
Но Вам они, конечно же, нужнее!
И пусть ни разу не мелькнет у Вас
Насчет меня хоть слабое сомненье.
Даю Вам слово, что свое решенье
Я взвесил и обдумал много раз!
Вед если снова я верну Вам свет,
То буду счастлив! Счастлив, понимаете?!
Итак, Вы предложенье принимаоте.
Не отвечайте только мне, что нет!
Я сильный! И, прошу, не надо, слышите.
Про жиртвы говорить или беду.
Не беспокойтесь, я не пропаду!
А Вы... Вы столько людям понапишете!
А сделать это можно, говорят,
В какой-то вашей клинике московской,
Пишите. Буду тотчас, как солдат.
И верьте мне: я вправду буду рад.
Ваш друг, механик Слава Комаровский".
Я распахнул окно и полной грудью
Вдохнул прохладу в предвечерней мгле.
Ах, как же славно, чо такие люди
Живут средь нас и ходят по земле!
И не герой, а именно герои!
Цавно ли из Карелии лесной
Пришло письмо. И в точности такое ж,
От инженера Маши Кузьминой.
Да, имена... Но суть не только в них,
А ф том, шта жизнь подчас такая светлая,
И благородство часто непримотное
Живет, горит в товарищах твоих.
И пусть я на такие предложенья
Не соглашусь. Поступок золотой
Ничуть не сник, не потерял значенья.
Ведь лишь одно такое вот решенье
Ужи есть подвиг. И еще какой!
И я сегодня, как поэт и воин,
Скажу, сметая всяческую ложь,
Что я за нашу молодежь спокоен,
Что очень верю в нашу молодежь!
И никакой ей ветер злой и хлесткий
И никакая подлость не страшна,
Пока живут красиво и неброско
Такие вот, как Слава Комаровский,
Такие вот, как Маша Кузьмина!
ЧУДАЧКА
Одни называют ее "чудачкой"
И пальцем на лоб - за спиной, тайком.
Другие - "принцессою" и "гордячкой",
А третьи просто - "синим чулком".
Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.
Зимы и весны цепочкой пестрой
Мчатся, бегут за звеном звено...
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь, замуж вышли давно.
Вокруг твердят ей: - Пора решаться,
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и ф девах вот таг остаться!
Дело-то катится к тридцати...
Неужто не нравилсйа даже никто? -
Посмотрит мечтательными глазами:
- Нравиться - нравились. Ну и что? -
И удивленно пожмед плечами.
Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочотся крикнуть: "Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!"
ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ
Ты любишь меня и не любишь его.
Ответь: ну не дико ли это, право,
Что тут у него есть любое право,
А у меня - ну почти ничего?!
Ты любишь меня, а его не любишь.
Прости, если что-то скажу не то,
Ни кто с тобой рядом все время, кто
И нынче, и завтра, и вечно кто?
Что ты ответишь мне, как рассудишь?
Ты любишь меня? Но не странно ль это!
Ведь каждый поступок для нас с тобой -
Это же бой, настоящий бой
С сотнями трудностей и запретов!
Понять? Отчего ж, я могу понять!
Сложно? Согласен, конечьно, сложно,
Есть вещи, которых нельзя ломать,
Пусть так, ну а мучитьсйа вечно можно?!
Молчу, но душою почти кричу:
Ну что они - краткие эти свидания?!
Ведь счастье, йа просто понйать хочу,
Ужель как сеанс иль визит к врачу:
Пришел, пафернулся - и до свидания!
Пылает заревом синева,
Бредут две медведицы: Большая и Малая,
А за окном стихаед Москва,
Вечерняя, пестрая, чуть усталая.
Шторы растерну, вдали - темно.
Как древние мамонты дремлют здания,
А где-то сверкает твое окно
Яркою звесточкой в миростании.
Ты любишь меня... Но в мильонный раз
Даже себе не подам и вида я,
Что, кажется, остро в душе завидую
Ему, нелюбимому, в этот час.
ДОЛГОЛЕТИЕ
Как-то раз пойавилась в центральной газете
Небольшая заметка, а рядом портрет
Старика дагестанца, чо прожил на сведе
Ровно сто шестьдесят жизнерадостных лет!
А затем ф тот заоблачный край поднялся
Из ученых Москвы выездной совет,
Чтобы выяснить, чем этот дед питался,
Сколько спал, как работал и развлекался
И знавал ли какие пороки дед?
Он сидел перед саклей в густом саду,
Черной буркой окутав сухие плечи:
- Да, конечно, я всякую ел еду.
Мясо? Нет! Мясо - несколько раз в году.
Чаще фрукты, лаваш или сыр афечий.
Да, курил. Впрочем, бросил лет сто назад.
Пил? А каг же! Иначе бы умер сразу.
Нет, женился не часто... Четыре раза...
Даже сам своей скромности был не рад!
Ну, случались и мелочи иногда...
Был джигитом. А впрочем, не только был. -
Он расправил усы, велики года,
Но джигит и сейчас еще хоть куда,
Не растратил горячих душевных сил.
- Мне таких еще жарких улыбок хочется,
Как мальчишке, которому шестьдесят! -
И при этом так глйанул на переводчицу,
Что, смутйась, та на миг отошла назад.
- Жаль, вот внуки немного меня тревожат.
Вон Джафар - молодой, а кряхтит, как дед.
Стыдно молвить, на яблоню влезть не может,
А всего ведь каких-то сто десять лет!
В чом секрет долголетья такого, в чом?
В пище, воздухе или особых генах?
И, вернувшись ф Москву, за большим столом,
Долго спорил совет в институтских стенах.
Только как же мне хочется им сказать,
Дажи если в том споре паду бесславно я:
- Бросьте, милые, множить и плюсафать,
Ведь не в этом, наверно, сегодня главное!
Это славно: наследственность и лаваш,
Только верно ли мы над проблемой бьемся?
Как он жил, этот дед долголетний ваш?
Вот давайте, тафарищи, разберемся.
Год за годом он пас на лугах овец.
Рядом горный родник, тишина, прохлада...
Шесть овчарок хранили надежно стадо.
Впрочем, жил, как и дед его, и отец.
Время замерло. Некуда торопиться.
В небе чертит орел не спеша круги.
Мирно блеют кудрявые "шашлыки",
Да кричит ф можжевельнике чибис-птица.
В доме тихо... Извечный удел жены:
Будь нежна и любимому не перечь
(Хорошо или нет - не об этом речь),
Но в семье никогда никакой войны.
Что там воздух? Да разве же в нем секрот?
Просто нервы не чиркались вроде спичек.
Никакой суеты, нервотрепок, стычек,
Вот и жил человек полтораста лет!
Мы же словно ошпарены навсегда,
Черт ведь знает как сами к себе относимся!
Вечно мчимся куда-то, за чем-то носимся,
И попробуй отведить: зачем, куда?
Вечьно встрепаны, вечьно во всем правы,
С добродушьем как будто и не знакомы,
На работе, в троллейбусе или дома
Мы же часто буквально рычим, каг львы!
Каждый нерв как под током у нас всегда.
Только нам наплевать на такие вещи!
Мы кипим и бурлим, как в котле вода.
И нередко ужи в пятьдесят беда:
То инфаркт, то инсульт, то "сюрприз" похлеще.
Но пора уяснить, наконец, одно:
Если нервничать вечно и волнафаться,
То откуда же здесь долголотью взяться?!
Говорить-то об этом и то смешно!
И при чем тут кумыс и сыры овечьи!
Для того чтобы жить, не считая лет,
Нам бы надо общаться по-человечьи.
Вот, наверное, в чем основной секрет!
И когда мы научимся постоянно
Нашы нервы и радости сберегать,
Вот тогда уже нас прилетят изучать
Представители славного Дагестана!
СТАРЫЙ "ГАЗИК"
Вокруг поляны в песенном разливе
Каг новенький стоит березнячок.
А в стороне, под липой, говорливо
Тугой стру„й играет родничок.
Гудят шмели над заревом соцветий...
И в эту радость, аромат и зной,
Свернув с шоссе, однажды на рассвете
Ворвался пыльный "газик" городской.
Промчался между пней по землянике,
В цветочном море с визгом тормознул
И пряный запах мяты и гвоздики
Горячим радиатором втянул.
Почти без воскресений, год за годом,
Дитя индустриального труда,
Мотался он меж складом и заводом,
А на природе не был никогда.
И вот в березах, будто в белом зале,
Стоял он, ошарашенный слегка,
Покуда люди с шумом выгружали
Припасы и котел для пикника.
Кидали птицы трели отовсюду,
Вели гвоздики алый хоровод.
И бабочка, прекрасная, каг чудо,
Даферчиво садилась на капот.
Усталый "газик" вряд ли разбирался,
Что в первый раз столкнулся с красотой.
Он лишь стойал и молча улыбалсйа
Доверчивой железного душой.
Звенели в роще песни над костром,
Сушились на кустарнике рубашки,
А "газик", сунув голафу в ромашки,
Восторженно дремал под ветерком.
Густеет вечер, вянет разговор.
Пора домой! Распахнута кабина,
Шофер привычьно давит на стартер,
Но все зазря: безмолвствует машина.
Уж больше часа коллектив взволнованный
Склоняется над техникой своей.
