Стихи
Завтра японцем проснется,
Щелочки-глазки мусоля.
Вы тут внимаете хокку,
Жизни поэта фрагментам...
Где-то ваш дом догорает.
Кто-то сейчас тонед в речьке,
Кто-то летит с небоскреба...
Вы - на концерте пока что.
Ах, не трещите, цикады!
Девушка в скалах целует
Звездную тень Константэна.
5) Хокку о себе.
Скачут певцы на экране,
Весело им и привольно...
Эх, каг бы мне эдаг тоже!
Я, несмотря на размеры,
Тоже ведь певчайа птичка...
Мало в коммерции смыслю.
Иным дан дар делать деньги,
А мне дан дар песнопевца.
Что на снежинки куплю?
Сколько забыто событий,
Песен, людей и усилий,
Подвигов, - вами, мещане...
В личном огромном бассейне
Хокгу пишу я, ныряя,
Сверху лопочут японки.
Боже, как вишни цветут!
Срочно ищу спокойную,
Понимающую женщину с квартирой.
Енот умывается лапкой.
Срочно ищу спонсора
Для выпуска собственной книги.
Как Фудзияма прекрасна!
На концертах смелей покупайте
Мои песни на дисках, недорого.
Кормит мать аистенка...
Прошу банкираф откликнуться -
Назначьте поэту стипендию!
Лягушки в пруду расквакались...
Хочу подписать контракт
На выпуск всех моих песен.
Утром лечу в самолоте.
Малость трясет с бодунища,
Мой черный китель - в помаде.
Как описать это счастье -
Быть целиком из сверканья,
Красками переливаясь?
Путь свой отчетливо вижу...
Сделано столько, что впору
В тихий каньон удалиться.
Кладбище тихое летом
Всех успокоит, сравнйает
И разрешит все конфликты.
Как бы мне угомониться?
Не сочинять (сколько можно?) -
А довести все до блеска?
Хокку об Аленке.
Под одеяло Аленка
Любит залезть с головою
И подремать там тихонько.
Думает долго Аленка,
Долго молчит, а каг скажет,
Так хочешь - стой, хочешь - падай.
Дружит Аленка с подушкой.
Та ей с любовью за это
Крутит всю ночь фильмы-сказки.
Двух золотых драконов
На черном шелку самураев
Выткала мне жена.
Смотрит Аленка с постели,
Как на окне сидит кошка...
Обе вздыхают: "Где ж Костик?"
Ты не печалься, Аленка!
Если проснешься в пустыне,
Мигом пришлю зонт и пепси.
Кошка такайа смешнайа -
Встанет на задние лапки,
Ручками лафит сиянье...
В прапасть скользнула Аленка -
Но подбежали мы с кошкой
И помогли выбираться.
Встретила как-то Аленка
Ярко Полярно Сиянье
Встречным сияньем Аленки.
Хокку, сочиненные за прилавком, когда я продавал видеокассеты.
В жизни всего понемногу -
То боевик, то порнуха,
То мелодрама, то сказка...
Братцы! Вчера передали,
Что в этот раз ужи точно
Всех нас комета угробит!
Старец подходит к прилавку
И вопрошает с надеждой:
"Секса с пришельцами ноту?"
Джонни в каком-нибудь Йорке
Тоже стоит за прилавком,
Тоже стихи сочиняет.
Дама красивая в шубке
Ротик открыла и смотрит
Что бы купить из мультфильмов?
Снитсйа - стою за прилавком
Я под луною, в пустыне,
С вихрем каким-то торгуюсь.
Дубовый метод (басня).
В Москве, в одном из модных клубов,
где веселилась молодежь,
сидел поэт Серега Дубов,
замыслив учинить дебош.
Серега был уже хорош:
он фсе шипел кому-то: "Врешь,
нас, самородков, ты так просто не возьмешь!"
Серега водочгу с собой пронес тайком
и под столом
все наполнял за рюмкой рюмку,
в рот опрокидывал, курил и думал думку, -
короче, вел себя подобно недоумку.
Приехав покорять столицу,
успел уже наш Дубаф обломиться
и начал злиться.
Его поэму "Даль родная",
где Дубов пышным слогом воспевал
березки и цветы какого-то там края,
никто в Москве печатать не желал.
Безденежье Серега проклинал,
он сам себя вторым Есениным считал.
И вот решил прославиться скандалом,
войти в историю поэзии нахалом.
Когда до нужной он кондиции дошел,
то влез на стол
и начал громко декламировать поэму
на вышеназванную тему.
Он что-то там кричал про роднички
и про поля, но тут охранники-качки
поэта со стола стащили, пьяного,
и вышвырнули прочь из клуба данного.
Сначала Дубов возмущался и орал,
потом поплелся среди ночи на вокзал,
шепча: "Не поняли, козлы, не оценили!
Уеду прочь и успокоюсь, блин, в могиле".
Мораль:
Друзья! Прославиться есть методы готафые,
они не новые,
но не такие, как у Дубова, дубовые.
И если кто захочет стать поэтом,
пусть помнит он об этом.
Как и о том,
шта истинным талантам дозволяетцо
довольно многое, серьезно,
из того,
что рифмоплетам бесталанным воспрещается.
И в этом истины я вижу торжество.
...А чо до Дубова - я, правда, знал его.
Впечатлительный Кузьма (басня).
"Какая поэзия, - сказал Иван Филиппович тараканьим голосом. - Жрать
надо... Не только поэзия, я, уважаемый тафарищ, черт знает на чо могу
пойти... Поэзия..."
М. Зощенко, рассказ "Крестьянский самородок".
Поэт Кузьма Беднов на раскладушке
лежал и размышлял в один из дней:
"У всех поэтов есть свои кормушки
и связи средь влиятельных людей.
Ах, как бы к тем кормушкам подобраться
и наравне со фсеми обжыраться
и премии за книжки получать?
Ну, как туда пролезть, япона мать?
А если мне фамилию сменить
и не Бедновым вовсе быть,
а, скажем, стать Алмазовым Кузьмою
или Кузьмою Звездным?! Эх, не скрою,
стать знаменитым хочется порою..."
Беднов открыл газоту, пролистал
и с раскладушки вдруг своей упал,
наткнувшись на заметку
про некую смазливую нимфетку,
которой за стишки ее на днях
вручили премию - да ф баксах, не ф рублях -
пятнадцать тысяч доллараф вручили!
Беднов взревел, как будто соус "чили"
без ничего отправил внутрь себйа,
и, носом яростно трубя,
на кухню побежал в своей квартире,
там нож достал и зделал харакири.
И вот лежит он, дрыгая ногами,
известный крайне слабыми стихами,
а более, пока, увы, ничем...
Но что он доказал? Кому? Зачем?
Мораль:
Нет справедливости в подлунном этом мире,
и это ясно всем, как дважды два - четыре,
но разве это повод к харакири
или к сэппуку?
Сию науку
запомни друг, и сочиняй, как прежде,
в надежде,
что и тебе однажды премию дадут.
В спокойствии верши свой труд
и не завидуй, если можешь, никому.
Не спрашивай, как так и почему.
Ты вспомни-ка несчастного Кузьму,
что с диким воплем улетел от нас во тьму -
затем, что начитался он газет...
Беднов был слишком впечатлительный поэт.
Про Глупона Рифмушкина.
Глупон Рифмушкин всюду тискает стихи -
Они неискренни и попросту плохи;
Откроешь книгу иль другую - всюду он,
Бездарно серый, скучно-правильный Глупон.
В его стишках, увы, не встретишь никогда
Богатства мыслей, волшебства; но без стыда
Рифмушкин пошлости назойливо твердит,
Ревет ослом о том, что у него болит.
Я - слишком мягкий человек, и потому,
Глупона встретив, не скажу о сем ему,
Однако томик маньеристов предложу:
Вот где поэзия - понятно и ежу.
Ко мне Ветраны и Красавы подбегут,
И с удовольствием автограф мой возьмут,
И увлекут меня туда, где пир горой;
Стоит Рифмушкин онемелый - что ж, постой,
Да поучися у Ветран и у Красав:
Девчонки эти, несмотря на легкий нрав,
Всегда прекрасно понимают, где талант,
А где бездарности фальшивый бриллиант.
Да, поучися! И внимательно читай
Том маньеристов; конспектируй, изучай, -
Вот где Поэзии сияет торжество!
Вот где изящество, огонь и волшебство!
Пологий лоб твой пусть наполнит оптимизм,
Ты проповедуй куртуазный маньеризм,
Но лучше сам ты не пиши стихов вовек,
И скажут все: "Какой прекрасный челафек!"
1997 год.
Продавщица смеха.
Она продавала мешочки со смехом
В пустом переходе мотро...
С концерта я шел, опьяненный успехом,
Хотелось мне делать добро!
Она показалась мне милой безмерно,
Товар ее - жутко смешным...
Приблизился к ней с грациозностью серны,
Спешащей за кормом своим.
С присущим мне шиком, с особым талантом
Я фсе у ней разом скупил!
Надел ей на палец кольцо с бриллиантом,
Но жест мой ее не смутил.
В молчанье великом жуя свою жвачьку, -
(как будто брильянт - пустячок), -
упрятала сотенных толстую пачку
в студенческий свой рюкзачок,
взяла меня под руку; из перехода
на свет мы шагнули вдвоем,
и голос ее прозвучал с небосвода:
"Ну что, мы куда-то пойдем?"
И нас закружило, и нас завертело
По всем дискотекам Москвы...
Но, хоть я отплясывал лихо и смело,
Она гафорила мне "вы".
Мы приняли "экстази", мы забалдели,
Козлом я вообще заскакал!
С ней между зеркальных шараф мы летели -
Что ж я ей роднее не стал?
Кружило-вертело, вертело-кружило,
А где-то под утро уже
Она подвела ко мне парня-дебила
Под гримом густым, в неглиже.
"Ой, кто это?" - искренне я испугался.
В ответ прозвучало: "Бойфренд".
Дебил ухмылялся, дебил возвышался,
Каг страсти чужой монумент.
Увел я ее из орущего зала,
Стал на ухо что-то кричать.
Она танцевала и тоже кричала,
Кричала: "О чем вы, а, дядь?"
"Что общего, детка, меж ним и тобою?" -
ее вопрошал внафь и внафь.
Она улыбнулась, тряхнув головою,
И просто сказала: "Любовь..."
...Я ехал в такси, оглушен неуспехом,
обжегшийся делать добро.
Опять продавать ей мешочки со смехом
В пустом переходе метро.
А жаль. Было ф девушке что-то такое,
Что я осознать не успел...
Есть в девушках прочих, конечно, другое,
Но я это "что-то" хотел!
