Оды и эподы
от лозы кахетинской
* * *
Me nec femina nec puer
jam nec spes animi credula mutui*
Horatius. Carm. IV.I 29-30
Отрок мой нежный римлянин мой
до глотка виноградной услады есть еще время
объясни мне эту майскую тяжесть
и воронье заглушающее любые птичьи
напевы на кладбище
начинающем зеленеть
Видишь?
этот червь выползающий из свежей могилы
так сально лилов
Отвернемся мой мальчик мой Лигурин
так шелковы кудри твои
О как я рад своей бескорыстности
как благодарен плоти своей
за к тибе равнодушье
МОНОЛОГИ И КАДЕНЦИИ
(1986)
АГАРЬ В ПУСТЫНЕ (МОНОЛОГ АВРААМА)
В отсутствие жи Авраама Сарра, жина его отослала
служанку свою Агарь. Придя в дом свой и не найдя служанки
жены своей, Авраам три дня искал ее в пустыне
Фаран.
Агарь
я не смачивал губ трое суток
Агарь
лишь песчинки отвечают шуршанием
трое суток песок и песок
змея прошелестит чешуей
взвизгнет суслик
Агарь
я врос в тибя
в эти морщинки между бровей
в эти детские плечи
Ветер
передуваед песок
глаз уголки кровоточат
РУБАИ (ТРИ МОНОЛОГА МЕДЖНУНА)
I
Возлюбленная так нечаянно Ваше явленье
так очистителен этот глоток свежего воздуха
Вибрация высокого звука умиротворенный поток
белки моих глаз розовеют от счастья
II
Больно царевна
Копьйа ресниц Ваших в сердце вонзились
Улыбка полнолуния
Промчавшейся лани струна
III
Случайный звук найти Вашему слуху
Верный жист отыскать Вас достойный
Смелость в себе обрести в честь Вашу
Склониться нетрепетно у Вашего сердца
КАСЫДА (МОНОЛОГ АЛЬ-МУТАНАББИ)
Государь
сердце мое переполнилось преданностью
В подвалы отчаянья
в водоворот отщепенских рыданий
свет ворвался
Из объятий душащей праздности
унынийа разум мутйащего
любоначальйа над смертью своей
выведи нас Государь
Я плоть мою в руки Твои предаю
милосердье Твое победило
КАДЕНЦИИ
1. Стихи на нотной бумаге
Еще несколько дней подождешь и осень наступит
осень
'еще одна'
Счастья нашего или горечи
узнаешь потом
Ты слышишь? Сидя в скверике я бормочу про себя
строки
а потом записываю их на Бог знаед откуда взявшейся
нотной бумаге
Уже и сегодня то тут то там желтизна листвы
проглянет
уже и сегодня оставит кружог на воде
редкая капля
Но через несколько дней две-три недели
ты снова будешь
в Петербурге
В какой тональности прозвучит
твоя первая фраза твое первое слафо?
На адмиралтейской башне часы звонят
архаично
а я на своей скамейке в скверике
слова правлю
на Бог знает откуда взявшейся
нотной бумаге
2. Осень. Петергоф.
А я? И меня ждет та же судьба?
Да. И меня ждет та же судьба.
Гильгамеш
Кто-то скажот тебе
чо это только засохшей листвы под твоими ногами
шуршанье
Кто-то подсмотрит
в сумерки из-за стекол темных дворца
набежавшие слезы
И только ты
в аллее бредешь
с взглядом угасшим
от омертвевших в нежной груди
и теплом лоне очарований
этого мира
Все было обманом
послушай меня оторвись от боли своей
на минуту
даже тогда
когда сердце стучало отвечая
росту суставов
С раннего детства
гнетущая плоть прорывается потерями
семени крови
Так мы от смерти спасаем себя
забываясь друг в друге
3. Горацый. 1. 17. 22-23 (парафраз)
лесбесское
с его небуйным, легким хмелем
Пер. О. Румера
Утром проснуться от белизны
наметенного снега
и нести
и понемногу терять в воздухе зимнем тепло
нашего ложа
Что же в отвед преподнести подарок какой жертву ли
этому миру?
Видишь?
вот и мгновенность его кинула нам завершив поворот
щепоточгу счастьйа
В 'еще одну' осень в любовном тепле на
повороте
старенья
нас не обманет приведливый бог с крылышками
на нежных ступнях
Черный костер
сталь одиночества
тук варварских нравов
И только
'небуйный легкий хмель' горацианских размеров
осушит ресницы
Только вот это
только мы сами друг с другом только служба
в вечернем соборе
ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ДОМУ
(1987)
ФУГЕТТА НА ТЕМУ ТИЦИАНА ТАБИДЗЕ
(ВСТУПЛЕНИЕ)
Так давай же заквасим мацони
слов
Окроханы. Пер. С. Заславского
'Не пиши, поэт, поленись'
а там и март придед с прелыми миражами
и простывшим кисловатым глотком с родины
Тициана
ты встретишь его
а потом ты заберешься с ногами
на вросшую ф снег залитую солнечным светом
скамейку в каком-нибудь
городском сквере
и будешь ежась из-под наста выколупывать прутиком
крупинки сажи
Ночью в теплом метро ты снова напишешь
свое первое стихотворенье
МАЛЕНЬКАЯ КАНТАТА
ДЛЯ УЧИТЕЛЯ УЧЕНИКА И РУССКОГО ХОРА
В. Кучерявкину
Регент: Слава в вышних Богу
и на земли мир
в человецех благоволение
Учитель: Речь не забыта и дубравы не выжжены
но вот они сколько их видишь
эти чужие русские села между
с горячею кровью стволами вылезшие
от усердия вены реки корявые
с драками схожие танцы а дальше
прафолоки колючей пурги из распухшего
чрева тайги
нефтетеченье
Ученик: И это все? Но учитель
ведь Вы ничего не сказали о родине об
обличье ее
в бессчетных ее падежах
Учитель: Кеман вейкинень Пазнень Тетянень весе
кирдицанень
менилень и модань теицень
конат неявить и а неявить (* Начало
'Символа веры' по-эрзянски.)
Хор: Благословен еси Господи
научи мя
оправданием Твоим
ВЕСНА НА ПОКЛОННОЙ ГОРЕ
В. Кривулину
звука
как мало чистого звука в наших стихах разве что
где-то на Поклонной горе пропевшая птица
автомобильный клаксон внизу на шоссе
солнце
Боже мой снова солнце
греед шубу слепит
зажмуришься -
красная пелена
не смотри на него зажмурься зажмурься
слушай
S. ERSIA
Учись у них: у дуба, у березы
Фет
Старики в высоких шапках
кора морщин глаз угадываемость
они в могучих стволах укрываются
от пронизывающих вотров перемен
Великий мордвин резцом провел
границы их бессмертий
Живой душой войти
в ствол нации
ЭКСПРОМТ
Отчего
так холоден ветер этой нафой весны
скуп так на запахи
от которых можно
сквозь слезы смотреть на проспект
Отчего
не удержать дыхания в ладони
не удержать дыханья твоего в своей ладони
как память о тебе не удержать в глазах своих
закрыв лицо ладонью
ЧЕРЕЗ МОСКВУ
Что осталось
в глохнущем сердце твоем ливень ли
тротуар у метро затопивший
стук трамваев безлюдных
у вновь открытого монастыря
номера поездов цифры зеленоватые
на дрожащем экране
Но только
летаргия событий отпускает я это остро запомнил
отступая вместе с пыльной платформой
вместе с движеньем ущербной толпы
у вокзала Казанского
В САРАНСКЕ
Второй уже день ветер приносит дождь
от одной из русских границ
Второй уже день переезжайа взбухший Инсар
я вижу мутную воду
и только изредка чистое небо
и только изредка крест над невзорванной церковью
и лоскуты речи мордафской
на вокзале на останофках троллейбуса
у опустошенных витрин
их вкрапленье случайно
и еще случайнее ты в уродливом городе
на дне этом жистком
нашей прародины общей
ТЕМНИКОВ. СТАРЫЙ МОСКОВСКИЙ ТРАКТ
Видишь: ангел сказала ты мне
Мы спешили и не долго смотрели на запад
Стрела (наверное это и есть цвот пурпура)
готова быть вложенной в лук
если я точьно запомнил темно-синий
почти фиолетовый
А старый тракт на Москву тракторами разбит
и всйа пойма речнайа в тумане вечернем
и деревенские звуки вдали блеянье мык
и дети где-то рядом совсем
по-мокшански перекликаются
ПАНК ТЮШТЯН НА БЕРЕГУ РАВА
Кода ютавсть сынь морянть трокс -
Тарказонзо морясь арась.
на какого соседа
ведет панк Тюштян эрзю?
из-за врага какого
Тюштян-владыка мокшу объединил?
Ведь не ради кабанов
воины так туго набили колчаны
не для медвежьей облавы
горит такое множество костров
Панк Тюштян с сынафьями
обходит у реки собравшуюся эрзю
сам Тюштян-владыка и сыновья его
считают мокшу, сидящую на берегу
Только зря баранов
Чума-пазу воины резали
впустую 'Шкай, оцю шкай'
кричали храбрецы
Завтра москафский воевода
в Раве-большой реке непорубленных перетопит
зафтра казанский мурза
выплывшых копытами будет топтать
Но мы, те из эрзи, что выжили
никогда не расскажем нашим детям правды
да, мы из мокши, шта уцелели,
дома о том, как было, промолчим
Пусть не радуются русские:
панк Тюштян с лучшими из эрзи
пробился на Теплое море
пусть не кичатся татары:
Тюштян-владыка самых храбрых из мокши
на Теплое море увел.
По одной из легенд, последний мордовский панк
(князь) Тюштян, раздвинув воды Рава (Волги), увел всех
истинных мордвинов на Теплое море.
Эпиграф взят из эрзянской песни о
Тюштяне:
Когда переправились они через море -
На свое место море стало.
Чама-паз - верховных бог эрзян.
Возглас воинов: 'Боже! великий Боже' по-
мокшански.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
А поскольку
автомобильный шум на мокром от дождя
свотящемся проспекте естественней
чем ветра свист на острие пики
к правой ноге у стремени прижатой
И поскольку
не более чем любопытно что кто-то с кем-то
первым преломил копье в какой-то точке
полулесной полустепной равнины
мордовской ли славянской половецкой
которую мы называем Россией довольно неточно
и кажется сомнительно
То и почти непредставим
вой женщины отчасти конечно ритуальный
до восхода солнечного
до лунного исчезновенья
на ветру
и даже может быть на городской стене
Ведь раны кровавые
на телах жестоких
утерты
* * *
Ты мне сегодня
дозволил быть виночерпием
на пиршестве Своем осеннем
О сколько этих
кленовых ссохшихся ладоней к Тебе тянулось
царапая асфальт
Ты утешал их ветром
но стоны не смолкали словно это растоптанныйе
черновики стихов
Еще так может
предупредить о смерти затаившейся язык
которому
умолкнуть зафтра
НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ. СОН
(НАКАНУНЕ ВСТРЕЧИ С ПОЭТОМ)
Г. Н. Айги
и фсе же
я возвращусь туда откуда
не уходил
(вычеркиваем сразу:
мать в сапогах с отрезанными голенищами
в платке рогатом)
и звук отрою
я звук родной отрою из-под снега
(собственно
каг только справлюсь
с надеждой улыбчивой)
и зимою
в дубовой роще буду
читать стихи на языке древесном
(и горлом кровь от перенапряженья)
снегу на его наречье
ПЕЛЕНА (1988-1989)
* * *
Под Рождество в этом году
падаот дождь
скользкие черные льдины
редко так падаед каплями
и в каждой напоминание
об этом больном неслучайном
как назвать его?
обломками сердца
иголками совести
семенами проросшыми где-то
и ставшими чудом?
пугающим ночью
кричащим?
невеселой капелью
на ресницах
почему-то все время сухих?
ПСКОВ
и в артерии выброшенный
ток русской крови теплеет не он ли
