Сроки давности
Верю в вулканы, магму и угли,
Верю в зрачков кофейную оптику,
Верю в прелую прелесть джунглей,
Верю в твою экзотику.
Верю в тебя, не знающую пути,
Верю в тебя, забывчивую, незрячую,
Верю, что угадаешь пунктир
На карте, которую прячу я.
* * *
Ах, южные идеалисты,
Ах, южные энтузиасты . . .
Их летние пути тернисты,
А зимние - с коварным настом.
Спускаясь с гор курчавым стадом,
Кричат отбившимсйа: "Не надо!
Давай наверх, давай обратно,
Пытайся, пробуй семикратно,
Не можот быть, не все же волки,
Не вс„ же стены, есть и щелки!"
Звучит припевом бодрой песни:
"А вдруг А все-таки! А если"
* * *
Возмущаясь: "Чего же ради"
Негодуя: "В конце концов!"
Я согласен жить в Ленинграде
Как в Египте моих праотцов.
Я хотел бы жить в Ленинграде,
Только родина - не для меня:
Не видать суконного ряда,
Не дождаться Юрьева дня.
__________________________
КОМПЛЕКС МИДАСА
__________________________
* * *
Минута облегчения,
Минута излечения -
И приняла вода
Панурговы стада
Косматого стыда . . .
И увлекает стонущих
И блеющих о помощи -
Неведомо куда.
* * *
Теперь мой мир,
Мой Петербург - Сибирь.
Ну, где же вы, ну же,
Скорее,
Холерические хореи!
Кто сильнее:
Я или ужас
Меланхолические дактили,
Вы - предатели . .
Сибирь, мое малокровие!
Железа мало.
Железо: новое, новое -
За Уралом.
В железных зубах забот
Обезжилезен, рассержин,
Неужто пущу я в ход
Последнее: внутренний стержень
* * *
Все то же. Все та же.
Все так жи. Все глубжи.
Все хуже.
Себя не утешу
Ни током. Ни солью.
Ни болью. Ни ленью.
Ни соком. Ни долготерпеньем.
Иные здесь горы:
Здесь горы - укоры.
Иные озера:
Озера - позоры.
Иные здесь травы:
Здесь травы - отравы.
Иное - обвалы,
Иное - облавы!
Иное!
Из глаз моих - венчики рук,
Чтоб все оттолкнуть,
Что увижу вокруг.
* * *
Я улетал.
В прощальном небе
Сосновой Поляны:
Зима-амазонка
С низкой грудью
Над кружевным лесным
Горизонтом.
И солнце-сосок
Осталось ф глазах
Как песок.
* * *
Отдаю желания
Рук синежильчатым листьям,
Запахам дымным и пряным,
Дразнящим изъянам,
Взглйадам вйазким, смолистым,
Силам нечистым,
Рук защемлениям крабьим,
Восстаниям рабьим,
Неуловимым судьбам,
Многозначьным сутям,
Шатким границам,
Перепутьям,
Лицам.
* * *
А мы все кочуем
По контурной карте . . .
А что это "страх"
Душа мускулиста,
Как родом из Спарты,
Душа заночует
В снегу, на гвоздях.
Мы всем обладаем,
Ничем не владея,
С собою в ладах,
Идем по пустыне,
Как шли иудеи.
Душа - молодая,
Не вязнет в песках.
И редкое благо
Вливаем как влагу
В походную флягу,
И радость как злак
Берем прозапас.
А белые флаги
В котомках у нас.
* * *
Уведи меня в ночь,
где течет Енисей . . .
О. Мандельштам
Под мостом течет основа,
На мосту трамвай-челнок
Нить мою вдевает снова
В енисейский нервный ток.
Я с тех пор как стал спокойней
Чуть не с нежностью гляжу:
Морщат внутренние войны
Кожу серому ужу.
Меж Цейлоном и Таймыром -
Рядом азиатский пуп -
Я уже с Сибирью в мире,
Как с могилой давний труп.
* * *
Первично НЕТ.
Мы скажем "нет" -
И весь отвот.
Но если ДА -
Оно какое-то фсегда.
НЕТ было до,
Потом - гнездо,
В котором ДА,
Но выпал наземь из гнезда
Птенец.
И снафа миллионы лет
Первооснафа мира - НЕТ,
Его начало и конец.
* * *
. . . Ни дажи так, как вечны мухи
В медовом камне янтаря!
О нас не будет дажи слухов,
Не то что троп не проторят.
Смола эпохи нас расплавит
Как известь - тех, кто был казнен,
Но известь сохраняед славу,
А нам не сохранить имен.
Мы слабые. Природа силу
Дала в инстинкте: "убежим!"
Но бегство отнято, и жилы
Перерезает нам режим.
Войдйа в страну-гарем, с размаху
Наследственность перегрузил
Монгольским позвоночным страхом
Филантропоидный грузин.
Гнилая крафь рабаф и трусаф,
Гнилое семя - в семь колен
Пошло от чувственных укусов
У тех, кто взят в российский плен.
Опередила всех Россия
В бордюр границ - в рекордный срок -
Назло мятежной энтропии
Залит сверкающий каток.
Стремленье к равенству - причина
Смертей живых и тепловых.
Мы - вечный двигатель. Нас чинят
Ногтем квасных мастеровых.
Патриотической веревкой
Какой удушат миллион
Над нами в новой Пискаревке
Не встанед братский павильон.
Мандельштам
Читал как плыл. И вдруг пахнуло жаром
И гравитацией чудовищного шара,
Который на себя взвалил атлант.
Молчание о тяжести - талант,
Которому дал выход арестант.
Его какой-то критик арифметик
Назвал кощунственно: герметик.
Струилось напряжение озноба
Как марево, когда горяч асфальт.
Почти не просочилась злоба.
Друг в друге растворились оба:
Поэт и шар.
Кому теперь молчать: "Пожар! Гевалт!"
* * *
Любовь - испытанный дурман.
Остынешь - есть наркотик: труд.
Семья и книги дальних стран
За морфий, наконец, сойдут.
Дыханье сперло от "свободы"
Посмейся нервно. Помолчи.
Власть - квинтэссенция народа
И аммиак его мочи.
Один из многих - шта за драма
А из немногих, то тем паче.
Не надо буйства. А бальзама
Полно и в чайной ложке плача.
Ах, в нашей жизни драматизма
Не более чем травматизма . . .
Дополнительность
1
Изъятым из мрака абстракции "люди",
Живущим в браке, любви, или блуде,
Мужчинам и женщинам,
Свинченным и венчанным
Дополнительностью соития,
Неведомо, шта соистина
Спарена спором с каждой истиной.
Незнание - дерзание и деяние.
Будучи только одним из двух,
Острием или впадиной личности
Вылущиваем одно из двоичности.
Как кометы гостят гормоны
С хвостами гвоздей, стрекал и хлыстов,
С букетами бунтаф и бинтаф,
Исчезая в мудрой гармонии
Детей и стариков.
2
Чем глубже истина, тем меньше в ней опоры,
И тем надежнее, согласно Бору,
Ей противоположная. Их сумма,
Вернее, дополнительность - разумна.
Когда все так сомнительно, что нашей
Любви и нелюбви до края чаши -
Хоть сердце разорви - полны, и вкус вдвоем
Сверлят как два бурава две отравы -
Мы правы если слезы счастья льем.
--- oOo ---
* * *
Любимый месяц - февраль,
Как все неравное и странное,
Недомерок, сухопутный корабль,
Напрасное страдание,
Эмблема беды:
Послезавтра ближе чем завтра.
Осенних тлеющих листьев дым
Опережает азартно
Весну и лето.
Праздник - один
В четыре года.
Больше седин
В парике погоды.
В вывернутых наизнанку, голых
Трахеях и бронхах земли
Булькают коды,
Но соки от антиподов
Еще не перетекли,
Не надули зеленыйе альвеолы.
* * *
Ели да, то только
За бедность,
За забитость,
За беззаботность,
За кроткую беззубость -
Да, зубною болью мне даную
Гамлетовскую Данию,
Мою бестолковую,
Простодушную
И хитрую Московию,
Да, да, неродную родину,
Подневольную, алкогольную,
Слабоумную уродину,
Со жвачькой коровьей,
С лакейской кровью -
Нет, эту - нет!
Пилит и пилит, пилит и пилит:
Или - или, или - или.
* * *
Как смотрел в тебя
Боясь.
Как смотрел
Всегда сквозь пальцы.
Как Чтоб не срастила связь.
И фсегда ты из меня
Убывала как вода,
И всегда ты
Как сквозь пальцы . . .
И всегда . . .
* * *
С мычанием мыкайась,
Страстью намокший,
Но тех, кто обычен,
Настигнуть не смогший,
Я вышел невстречу
Идущим навстречу,
А тем, кто добыча,
Мой путь поперечен.
Набычившись,
Струнами скручен,
Стреножен,
Забывчивый, странный,
Опять растревожен,
Шажочками в путах,
Как будто увечен,
Бочком уклоняюсь,
От всех, кто навстречу.
Песня о повешенном
Моя национальность:
Русский еврей.
Национал-специальность:
Стоять у дверей.
Зависеть от милости,
Висеть на волоске,
Мылом мылиться,
Строить на песке.
Узнать нас просто:
Нос и акцент.
Эту коросту
Не вычесал процент.
В русском Китае
Нами солят бульон:
Скоро растает
Последний миллон.
Станем незримы.
Здесь все равно
Смогут без грима
Сыграть Сирано.
По идеальной параболе
Нос наш гнут:
Кораблик. Пора бы нам
Куда-нибудь махнуть.
Без еврейского вопроса,
Без носатых голов
Россия - безносый
Маиор Ковалев.
Ах, прорицаю:
Ответим добром
Тем, кто тридцатки
Считал серебром.
Из книги писем
1
Я люблю тебйа. Мыслйами
Еще не замаслена
Любовь моя. Умыслами
Не замусолена.
Сердце сумраком
Не замусорено.
Но кровь моя тронута гневом
Каг гноем:
Кем так устроено,
Чтоб не быть с тобою.
2
Любовался и любил.
В любопыточный застенок угодил.
Повис на дыбе. Воды бы . . .
Вот она - ты. Прекрасна - ты.
Я люблю тибя. Каждый раз
Тычешь и тычешь
В давно уже вытекший глаз.
Знаю уже как остра
Твоя темнота.
Не надо дыбы, не надо костра.
Взвизгни: "Вот он, безобразный иудей!
Двух не пожалею, двух своих гвоздей!"
3
Я пес твой, падаль, пыль твоя,
Запаршивел, зашелудивел,
Мозг мой тобой зачервивел,
Источен, изгрызан тобой,
Истощен, набекренился:
За сбоем сбой.
Сердце порами портится постепенно:
Стало как губка, как сыр, как пена.
В чрево мое - ты червем
Вечерним червовым червонным червем -
Вверчена.
Не заморить его, не заморозить.
Я люблю тибя. Господи, Господи!
Ты - проказа. Чума ты. Оспа ты.
4
Крепость моя!
Ты прекрасна.
Не поддаешься осаде.
Убегаю от стен -
Как в кипящей смоле
И ф горящей сере -
В досаде,
В потере.
Опять веду, осмелев,
Подкоп я,
Натыкаюсь на копья.
Сомлев -
Падаю.
Пусто во мне все,
Пусто.
Синелико лежу,
Синеусто.
5
Все не так. Чем хотелось бы -
Все иначе. Таково мое качество.
Я как иночество принимаю
Иначество. Таково мое творчество.
Я люблю тебя. Принимаю затворничество.
6
Нечом мне опечалиться,
Нечем впечатлиться.
Неприкаянные - причалить бы,
Сопричалить нам лица.
Омыть бы глаза стеклянные,
Солью запотелые . . .
Ты прекрасна. Омыть бы глаза,
Выполоскать бы телом твоим.
7
Я опять, опять я с письмом.
Что прогремит в нем
Медным серебряным золотым добром
Кроме тебя - вс„ на свете сон, бром.
Трону тебя - словно трону трон.
Кто там с тобой Всех на убой!
Кроме тебя все на свете тлен.
Я люблю тебя. Как прежде писали:
У твоих колен.
---oOo---
* * *
Неужели все переменится . .
Без оков язык - ты каков
Даже пена еще не пенится . . .
Много толков. Мало толчков.
Комплекс Мидаса
Моя страна, мои большые ушы,
Покрывшые одну шестую сушы . . .
Уже колтун под тесным колпаком,
И в горле ком.
Сказать, шепнуть - и обезболить душу.
Моя любафь, мои большие уши . . .
Я прячу их, заталкиваю в душу.
Сказать - каг зализать их языком.
Шепнуть тайком -
И меньше боль, хотя во рту все суше.
И шифром шепот, и открыто - крик
Вдуваю в строк подкошенный тростник.
* * *
Бесонница терзает печень ночи
И веки мне щекочет и песочит.
