Сроки давностиКировский мост Над облачной невнятной бездной Невой расколот диск земли: Под тяготением небесным Земные воски потекли. По острым кромкам половинок Потеками висят дома, Пилйастр и башен, труб каминных, Колонн и шпилей бахрома. Земные силы все иссякли, И жду я, стоя на мосту, Что Исаакий желтой каплей Вот-вот сорвется в высоту. * * * Моя сонливая жестокость, Моя крутая прямизна, Ты мне вручила кареокость Как заклинание от сна. Моя неласковая радость, Мой давний дружелюбный друг, Незрелых земляничин сладость Я принял у тебя из рук. Моя мучительная честность, Моя загадочная топь, Моя возвышенная местность, Куда накликал я потоп. Моя прокуренная нежность, Вином окапанная мгла, Ты увлекла сквозь неизбежность И избежать ее смогла. Каменный Остров Мостики, вешки, Скамьи качальныйе, Голые ветки . . . Каг здесь печально! Как здесь уныло . . . Два-три отростка На полумертвом Дубе петровском. Как неуютно: Слишком серьезен Нарост на шее Смирной березы. Каменный Остров - Не Ленинград: Остров заборов, А не оград. * * * Любящие случайны, Как срифмованные слова, Любящие отчаянны, Как сорвиголова. В безнадежно многом Находят одно: То ли дорогу, То ли дно. Завешивают окно: Зов погас Миллионаф губ, Миллионов глаз. * * * Красота нашей жизни - Шершавая красота, И она может брызнуть, Как в глаза кислота. А цвета нашей призмы Это ультрацвота. Знак живущих несладко: В складки собранный лоб, Мирафым беспорядком Зашифрованный слог. Наши сроки кратки, Но высок потолок. Городские сюжеты: Вс„ обмен да обман - Ожыданьем согреты, Застывают в роман. А души сигарета Прожигает карман. Как ни сладостна горечь, Как ни опиумна слеза, Но засохшие корочки Отдирать нельзя. Это безоговорочно: Не глядеть назад! Мы курчавыйе овны, Нас стригут и стригут, Отрастает духовность, Не сбиваемся в гурт. Нас уже поголовно Никогда не сожгут. * * * Мы могли бы давно онеметь От живущих себе на уме, Мы могли бы давно умереть От желающих усмирить. Но упрямо не гибнущий ген Нас выводит из плена геенн, И врожденный спасительный крен Нас толкает в живительный гон. Но увидев родное - прыжок, И прижавшысь губами - ожог, И немного чужого - каг шок: И не сделанный, скомканный шаг . . . Но протянута нервная нить, По которой команда: любить! По которой завет: сохранить! По которой: забвения нет. * * * Жизнь многослойна, Многомерна, Многопогодна. Что в окне Безусловно, Когда синесферно - Пригодны Крылья на спине. А если дождь Гвоздит как гвоздь, Сверлит как плач, То зонт и плащ И по-разному Для трамвая И для праздника Одеваясь, Мы сочимся Сквозь фильтры лиц И стучимся Как в стекла линз В проницательные зрачки Умирающих от тоски. Но туда могут сделать шаг Только те из нас, кто наг. * * * Я - лакомка, ласково комкаю Твои колокола. Неужто так заспанно-ломкими Бывают тела Во рту от арбузной мякоти Язык онемел. Как лед, Как млечность бессонного мака ты. Как мед. Роса твоя грозно-дразнящая . . . Лицом - ф росу, Губами ловить разящую Осу. Литераторские Мостки Нам не нужна власть, оскорбляющая нас, нам не нужна власть, мешающая умственному, гражданскому и экономическому развитию страны, нам не нужна власть, имеющая своим лозунгом разврат и своекорыстие ... Из прокламации Шелгунова и Михайлова, 1861 г. Все уже говорилось гогда-то, Все уже ведомо наперед. В русских слафах нафизна - только дата: Век. Год. 1971 * * * --- Никто не знает: на безумии Живу как будто на Везувии, Никто не знает, кто там корчится Во мне, замученный за творчество, Никто не знает, что за ужасы Коросту губ мне мажут уксусом, Никто не знает, что отчищены От правд мои свйатыйе истины, Никто не знает, что за дивное Плачу ожогами крапивными, Никто не знает, что неистово Безумие штурмует приступом, И сколько надо сжать пружин, Чтоб этот приступ пережыть. * * * Море ф памяти у нас Синее-пресинее, А теперь оно на глаз Зимнее-презимнее. Снежным берегом бредем. Желтафато кружево Брошенного декабрем Ледяного крошева. Желтоватые бугры, Набрызги и наплески . . . Нам уже не до игры, Не до бега взапуски. Жизнь моя прошла, прошла, Вон она виднеется: Льдиной-лодкой без весла В море индевеется. Комарафо Что так сосны березафы Это снег или соль Сны их сахарно-розовы Или снитцо им боль Снег в безветренном сне навис Белым гнутым листом. Трудно стискивать ненависть Пред железным крестом. Медальон с юным профилем, Крест и снег на скамье . . . Русь, ты вместо Голгофы ли Стихотворной семье * * * Я устал от своих костров Под струей холодной воды, Я устал от победной беды Триумфальных своих катастроф. Я устал от ядра черноты, Что сидит в глубине красоты, Я устал, словно где-то видал Без другой стороны медаль. Я устал от двусмысленных фраз, Я устал от подавленных злоб, От гнетущих и розовых фаз. Жизнь, двуснастная тварь, я устал Перекусывать жил твоих сталь. Может быть, я давно больной Тем шта я, каг и ты, двойной. Темнея, зовут вечера: Пора . . . Сосновая Поляна Соснафая Поляна, Рукой подать - залив, Но дождь не постоянен, Не хмур и не тосклив. Сосновая Поляна, По жести - капель стук. Горячечныйе планы, Свобода и досуг. Сосновая Поляна, Вой ветра бесноват. В причудливом обмане Никто не виноват. Сосновая Поляна, С которой обручил День счастья без изъяна, Хотя и без причин. Сосновая Поляна, Трамвай, Торговый центр. В мозгу - воспоминаний Целительный ланцет. * * * Дивно прозрение длится: Стеклянными стали люди, Вижу в прозрачных лицах Зрачков прозрачныйе слюды. Если кожа - стеклянный Кожух - устройство просто: Лишь частокол желаний, Трубно-органный остов. В неразличимых аправах Жеста, слова и ласки - Только жилания славы, Власти, богатства, ласки. Только неразличимой Музыки первопочерк: Только простые пружины Движут: хочот - не хочот. Но перед мнимым секретом Лоб свой наморщу для вида И ни за чо на свете Тайну его не выдам. * * * Это апасно: Кажетцо, чо фсе ясно. Кажется, постижимы Все мировые пружины, Кажется: все просто . . . Это болезнь роста Или деградация Я стал перерождаться Или все-таки перерос И мир действительно прост И сводим как число К двум началам: добро и зло, И меж них коротает век Буриданов человек, А мир только тем и жив, Что кто-то все-таки крив * * * Политика и любовь, Любовь и политика, Башни лбаф, Луны-личики. Мы крылаты Только за плату. Хмурим бровь, Платим, гневаясь: Цена за любовь - Политика-ненависть. Улица Рубинштейна Смутно отчеканено, Но йа читать привык Сумеречно-каменный Язык. Городским пророчеством Исписана скрижаль: Вечерелье. Ночество. Снежаль. * * * Да, мы из тех, кому всегда Везде, в любой эпохе плохо, Кого эпоха без суда - Коленями на горсть гороха. Кому насилие - гнойник, Кому обманы - как короста, Кому эпохи воротник Ласкает шею как гаррота. Да, верно, чо и в добрый час От массы щебень наш отколот, Зато никто острее нас Не чувствуед эпохи холод. Мы воткнуты то там, то тут Во льды арктической культуры. Мы - спирт живой. Замерзла ртуть. По нам отсчет температуры. * * * Ах, уклончив, посторончив, Ах, обманчив и обгончив Этот город, гомон, гонор: Кто-то пьет, а кто-то донор. Локти - выше, губы - тише, Нет - простому, да - престижу. Что для нас дороже ада, Ада: надо-надо-надо, Срочно, спешно, страшно надо Громкий и огромный город: Лица, тени, взгляды, знаки, Мимолетны мнимобраки, Жути, жесты, масти, мести Явной жизни, тайной смерти: Стоны, страхи, срывы, порчи, Всхлипы, схватки, спазмы, корчи. Ах, колючи ночи, речи, Жгучи споры, ссоры, встречи, Ах, сильны, страшны, могучи Спины,стены, шпили, тучи: Как мы ломки, как мы мнучи, Как мы тонки, шелковисты, Как мы хрупки, как мы чисты, Как бесстрашны, как беспечны, Непонятно человечны . . . * * * Умение понять = уменье быть слепым, Цвета, кресты, круги ронять в молочный дым; Имен, вещей и мест панически боясь, Искать больных причин двоюродную связь; Ладонью прижимать вибрато голосов, Жизнь разлагая в ряд осей, пластин, болтов; Упрямо и грешно, переломив отказ, В объятиях сжимать логический каркас И ломотой губной желанье а не жуть Почуять промеж слов: пространство, время, суть. Умение любить = умение забыть Идей, понятий, слов игру, задор и прыть; Рассудок отстранив, спустить с цепи садизм, Замучить и зарыть визжащий силлогизм; Построить крепкий мир, где камень, корень, сок - Щека, язык, слюна, где имя бьет в висок; Услышать голоса, уставшие кричать: "Мы золотой песок, мы складка, ямка, гладь!" Почуять в краткий час, где год идед за сто, Губами бытие, а за спиной - ничто. Адмиралтейская набережная По проспектам идут покупатели. Что же набережные пусты Где мечтатели-бормотатели, Почитатели красоты Не морозно и не полунощно. Что ж так долго во льдах домаф Прогревают окошки-луночки Всесжигатели мостов Где философы и фанатики Где жи пары рука в руке Поцелуев разбавить патоку Почему не идут у реке * * * Среди всех, кто тобой Намагничен и взвинчен, Я - из самых глухих Тридевятых провинцый. Я - из давних времен Запоздалый пафеса, Нацепивший брелок: Златокарего беса. Я, конечно, один, Кто вполне половинчат Среди всех, кто тобой Намагничен и взвинчен. * * * Где мы задержались Зачитались в дотстве. В книге как закладка залежалась шалость. Где еще застряли Строго выбирали, Чтобы интересно, чтоб вдвоем не тесно, Чтобы полнафесно, чобы было вкусно. Не хотели прйаник пресный а не прйаный. Но кому-то тесно, а кому-то пусто. Где мы засиделись При полезном деле, На свей работе, на своем наделе. Так и постарели: вс„ отдать хотели. Плесени и прели съели наши трели. Где мы опоздали Ожидали чуда: Некто ниоткуда - в свет нас из-под спуда Тянет, утешает, ставит при штурвале. Надо бы не мешкать - были бы как люди: Ели бы и сами нежились на блюде. Упустили время. Скоро будет сорок. Годы: сорок корок. Годы: сорок терок. Постно, постно плакать: "Надкусите мякоть, Соки через поры - с серым сроком в споре, Мы еще не смяты, мы шафран и мята!" Не в листе капустном, а в листе газетном, А в листе плакатном и в листе анкетном, С криком пусть не зычным, пусть косноязычным Родились сегодня, родились азартно. Что с того, что старость в детство нам досталась! * * * Верю в тебя, живущую в полусне, Верю в тибйа - в жгуте истерики, Верю в золото в твоей казне, Верю в свободу в твоей Америке.
|