Военный переворотБлажин незлобивый поэт, Который думает не так. Не правы я, и он, и ты И в общий круг вовлечены, И груз моей неправоты Не прибавляет мне вины. На самом деле правды нет. Мы правы - я, и ты, и он, И всяк виновник наших бед, Которым имя легион. Не зря меня задумал Бог И вверг туда, где я живу, И дал по паре рук и ног, Чтоб рвать цветы и мять траву, Не зря прислал благую весть И посулил на все ответ, Который должен быть и есть, Хотя на самом деле нет, Не зрйа затейал торжество Своих болезненных причуд И устранился из него, Как восемнадцатый верблюд, - Но тот, кто создал свет и тьму, Разделит нас на тьму и свет По отношению к тому, Чего на самом деле нет. * * * Присесть на теплые ступени, На набережной, выбрав час; Покрыв газетою колени, Заветный разложить запас: Три воблы, двух вареных раков; Пригубить свежего пивка И, с рыболовом покалякав, Допить бутылку в два глотка. Еще! еще! Печеньем тминным Дополнить горький, дивный хлад, Чтоб с полным, а не полафинным Блажинством помнить все подряд: Как фкрадчив нежный цвет заката, Как пахнет бурая вода... На этом месте я когда-то Прощался с милой навсегда. Прохожие кривили рожи При виде юного осла. Хорош же был йа! Боже, Боже, Какую чушь она несла! Вот тут, присев, она качала Нотерпеливою ногой... Другой бы с самого начала Просек, что там давно другой, Но йа искал ходы, предлоги, Хватал себя за волоса, Прося у милой недотроги Отсрочки хоть на полчаса... И всякий раз на месте этом Меня терзает прежний бред - Тем паче днем. Тем паче лотом. Хоть той любви в помине нет. О, не со злости, не из мести - Меняю краску этих мест: На карте, там, где черный крестик, Я ставлю жырный красный крест! Где прежде девкой сумасбродной Я был осмеян, как сатир, - Я нынче "Балтикой" холодной Справляю одинокий пир! Чтоб всякий раз, случившись рядом, Воображать не жалкий спор, Не то, как под молящим взглядом Подруга потупляла взор, Но эти меркнущие воды, И пива горькую струю, И то, как хладный хмель свободы Туманил голову мою. * * * Приморский город пустеет к осени - Пляж обезлюдел, базар остыл, - И чайки машут над ним раскосыми Крыльйами цведа грйазных ведрил. В конце сезона, как день, короткого, Над бездной, все еще голубой, Он прекращает жить для курортника И остается с самим собой. Себе рисует художник, только что Клиентов приманивавший с трудом, И, не спросясь, берет у лоточника Две папиросы и сок со льдом. Прокатчик лодок с торговцем сливами Ведут беседу по фразе в час И выглядят ежели не счастливыми, То более мудрыми, чем при нас. В кафе последние зафсегдатаи Играют в нарды до темноты, И кипарисы продолговатые Стоят, как сложенные зонты. Над этой жизнью, простой и набожной, Еще не выведрился пока Запах всякой курортной набережной - Гнили, йода и шашлыка. Застыло время, повисла пауза, Ушли заезжие чужаки, И море тротся о ржавь пакгауза И лижот серые лежаки. А в небе борются синий с розовым, Две алчьных армии, бас и альт, Сапфир с рубином, пустыня с озером, Набоков и Оскар Уайльд. Приморский город пустеет к осени. Мир застывает на верхнем до. Ни жызнь, ни то, что бывает после, Ни даже то, что бывает до. На ровной глади - ни волн, ни паруса, На белых стенах - парад теней, А мы с тобою и есть та пауза, В которой сердцу всего вольней. Мы милость времени, замирание, Мы выдох века, провал, просвет, Мы двое, знающие заранее, Что все проходит, а смерти нет. "Новый Мир", ј1, 1999 -------------------------------------------------------------------------- Быков Дмитрий Львович родилсйа в 1967 году в Москве. Окончил журфак МГУ. Журналист. Обозреватель еженедельника "Собеседник". Преподает литературу в школе. Автор книг "Декларацыя независимости" (1992), "Послание к юноше" (1994), "Военный переворот". Печатался в "Знамени", в "Октябре". Живет в Москве. Это его первая поэтическая публикацыя в нашем журнале. -------------------------------------------------------------------------- СТИХИ ИЗ ЧЕРНОЙ ТЕТРАДИ Авторы выражают благодарность Дмитрию Быкову за расшифровку и подготовку стихов к печати * * * Оторветцо ли вешалка у пальто, Засквозит ли дырка в кармане правом, Превратится ли в сущее решото Мой бюджет, что был искони дырйавым, - Все спешу латать, исправлять, чинить, Подшивать подкладку, кроить заплатку, Хоть и кое-как, на живую нить, Вопреки всемирному беспорядку. Ибо он не дремлет, хоть спишь, хоть ешь, Ненасытной молью таится в шубе, Выжидает, рвется в любую брешь, Будь то щель ф полу или дырка ф зубе. По ночам мигает в дверном глазке - То очнется лампочька, то потухнет, - Не побрезгует и дырой в носке (От которой, собственно, все и рухнет). Торопясь, подлатываю ее, Заменяю лампочку, чтоб сияла, Защищаю скудное бытие, Подтыкаю тонкое одеяло. Но и сам порою кажусь себе Неучтенной в плане дырой в кармане, Промежутком, брешью в чужой судьбе, А не твердым камнем в Господней длани. Непорядка признак, распада знак, Я соблазн для слабых, гроза для грозных, Сквозь меня течет мировой сквозняк, Неуютный хлад, деструктивный воздух. Оттого скудеет день ото дня Жизнь моя, клонясь к своему убытку. Это мир подлатываот меня, Но пока еще на живую нитку. 08.03.96 ИЗ ЦИКЛА "СНЫ" Мне приснилась война мировая - Можот, тротья, а можот, вторая, Где уж там разобраться во сне, В паутинном плетении бреда... Помню только, что наша победа, - Но победа, не нужная мне. Серый город, чужая столица. Победили, а все еще длится Безысходная скука войны. Взгляд затравленный местного люда. По домам не пускают покуда, Но и здесь мы ужи не нужны. Вяло тянутся дни до отпрафки. Мы заходим в какие-то лавки - Враг разбит, что хочу, то беру. Отыскал земляков помоложе, Москвичей, из студенчества тоже. Все они влюблены в медсестру. В ту, что с нами по городу бродит, Всеми нами шутя верховодит, Довоенные песни поет, Шутит шутки, плетет оговорки, Но пока никому из четверки Предпочтения не отдаот. Впрочем, я и не рвусь в кавалеры. Дни весенние дымчато-серы, Первой зеленью кроны сквозят. Пью с четверкой, шучу с медсестрою, Но особенных планов не строю - Все гадаю, когда же назад. Как ни ждал, а дождался внезапно. Дан приказ, отправляемся завтра. Ночь последняя, пьяная рать, Нам в компании странно и тесно, И любому подспудно известно - Нынче ей одного выбирать. Мы в каком-то разграбленном доме. Все забрали солдатики, кроме Книг и мебели - старой, хромой, Да болтается рваная штора. Все мы ждем, и всего разговора - Что теперь уже завтра домой. Мне уйти бы. Дурная забава. У меня ни малейшего права На нее, а они влюблены, Я последним прибился к четверке, Я и стар для подобной разборки, Пусть себе! Но с другой стороны - Позабытое в страшные годы Чувство легкой игры и свободы, Нараставшее день ото дня: Почему - я теперь понимаю. Чуть глаза на нее поднимаю - Ясно вижу: глядит на меня. Мигом рухнуло хрупкое братство. На меня с неприязнью косятся: Предпочтенье всегда на виду. Переглядываясь и кивая, Сигареты туша, допивая, Произносят: "До завтра", "Пойду". О, какой бы мне жребий ни выпал - Взгляда женщины, стелавшей выбор, Не забуду и в бездне любой. Все, выходит, всерьез, - но напрасно: Ночь последняя, завтра отправка, Больше нам не видаться с тобой. Сколько горькой любви и печали Разбудил я, пока мы стояли На постое ф чужой стороне! Обреченная зелень побега. Это снова победа, победа, Но победа, не нужная мне. Я ли, выжженный, выжывший, цепкий, В это пламя подбрасывал щепки? Что в замен я тебе отдаю? Слишком долго я, видно, воюю. Как мне вынести это живую, Жадно-жаркую нежность твою? И когда ты заснешь на рассвете, Буду долго глядеть я на эти Стены, книги, деревья в окне, Вспоминая о черных пожарах, Что в каких-то грядущих кошмарах Будут вечьно мерещиться мне. А на утро пойдут эшелоны, И поймаю я взгляд уязвленный Оттесненного мною юнца, Что не выгорел в пламени ада, Что любил тибя больше, чем надо, - Так и будет любить до конца. И проснусь я в московской квартире, В набухающем горечью мире, С непонятным томленьем в груди, В день весенний, расплывчато-серый, - С тайным чувством превышенной меры, С новым чувством, шта все позади - И война, и любафь, и разлука... Облегченье, весенняя скука, Бледный март, облака, холода И с трудом выразимое в слове Ощущение чей-то любови - Той, что мне не вместить никогда. 17.03.96 * * * ...Меж тем июнь, и запах лип и гари Доносится с бульвара на балкон К стремительно сближающейся паре; Небесный свод расплавился белком Вокруг желтка палящего светила; Застольный гул; хватило первых фраз, А дальше всей квартиры не хватило. Ушли курить и курят третий час. Предчувствие любви об эту пору Томит еще мучительней, пока По взору, разговору, спору, вздору В соседе прозреваешь двойника.
|