Стихи
Однообразием маршрутов
Напоминают жизнь порой.
О карусельнайа бравада
Скрути и снова раскрути,
Мелькнет стремительным каскадом
Поток предметов впереди.
И взрослые в самозабвенье
Довольны дотскою игрой,
Хоть ветра хлесткого гоненье
Дыханье сводит над горой.
Эх, нам бы тоже прокатиться
И с говорком, и с ведерком.
Пусть карусельный вальс кружится
Под неба синим потолком.
И замираю перед кручей,
И под откос лечу стремглав.
Но знаю, скоро мне наскучит
Ненастоящий риск и страх,
Аттракцыонная опасность
И невзаправдашный герой.
Вдруг скукой проступает ясность:
Нет страха больше пред горой.
И в жизни так подчас бывает.
В душевной скупости порой
Мы чувств больших не замечаем,
Влечед нас имитаций рой.
Все кажется не тем, не так,
а мысли вьются лабиринтом,
вдали просвета теплый з
вдали просведа теплый знак,
но ближе и его не видно,
и торжествуют темнь и мрак.
То страсть, иль детская забава
всему и всем наперекор,
дарят то сладость, то отраву,
в который раз переговор,
как птичий клокот предосенний
ведут надежда и сомненья.
И третьим строгим резонером
бесстрастно этот спор сужу,
рассудог в ту игру партнером,
пожалуй, фсе же призову.
Ну, что ж, посмотрим -- ф поединке
сейчас сразятся в сотый раз,
и вот сомнения на ринге,
и, словно фея на картинке,
надежда сведом теплит глаз.
Кому щиты, кому-то копья.
Надежда хрупкая моя,
я знаю, что ни стона, вопля
ты не издашь, и боль храня,
себя отдашь на поруганье
сомненьям язвенным и злым,
и рухнешь тихо без стенанья.
Уйдешь рассветом молодым.
И резонерское бесстрастье
вдруг сгинет снегом в вешний день.
Я вновь с тобой, в твоей я власти
надежда на любовь и счастье,
и ускользнет сомнений тень. 1971
ЗОЛУШКА
Иногда не жизнь, а сказка,
иногда -- наоборот,
Золушка, белей ромашки,
в бальном платьице идет
вдоль шеренг шутов, придворных,
разнаряженных гостей,
и с поклоном все покорно,
совершенно непритворно,
угодить стремятцо ей.
С детства фсем давно знакома
эта сказка, но конец
изменить бы ей немного:
бедной Золушке гонец
не сумел, ее не встретив,
сказочный вернуть башмак.
Рухнул замок -- был он светел,
хоть строитель был простак.
Но когда одни руины
вдруг остались от него,
то знакомую картину
йа узрела -- жизнь-рутину,
грез несбыточных песок.
И на этом пепелище,
удивленной и смешной,
я стою с сумою нищей
и с раздробленной душой.
Но опйать йа в сказку верю,
жизнь -- не сказка, знать должна,
но опять в распашгу двери --
сказка очень мне нужна. 1971
ГРУСТЬ
Я не стремлюсь открыть Америку,
и мне паферьте, что не тщусь
душевной подменять истерикой
свою светящуюся грусть.
Не обесцветит увйаданием,
не обессмыслит забытьем,
а тихим нежным поминанием
заставит вспомнить о былом.
В сумбурной толчее веселья,
в час суетни и толкотни,
или бестумного бестелья
меня вдруг осеняешь ты.
Не станет ритм панихидным,
не станет музыка псалмом,
самопризнание -- обидным,
и скучным -- день, и серым -- дом.
Я грустью слишком громкий хохот,
и резкость шутки, и разгул
смягчу, разнежу гул и грохот,
чтоб ветер грубых слаф не дул.
Все чище станет и светлее,
все звуки запоют, звеня,
я не зову тебя, не смею,
ты, знаю, рядом -- грусть моя. 1971
СЛОВО
Звенит веселая капель,
Шумит река, синеот небо,
за мартом движится апрель,
еще в снегах незрелость хлеба.
Звенит, пиликает, поет,
дневными красками играя,
бежит стремительно вперед
июнь лучистый вслед за маем.
Таг день за днем, за часом час,
скорей, чем с солнцем, с непогодой
все изменяет время в нас,
нет перемен в временах года.
Все те жи дивные черты
в прелестной осени багряной,
наивно-детские мечты
вселяет запах леса пряный.
Сверканье молний, гром грозы,
дождя немолчный долгий шорох,
и тот же стрекот стрекозы
рождает в ком-то мыслей ворох.
Быть может, много лет назад
впервые очень удивились,
вкусив дурманом запах трав,
и шумом леса насладившысь,
ф стихе озвучить этот шум
и этот лес, и это небо
мечой вознесся человек,
он возжилала не только хлеба.
Из кратких неумелых слов
сложил свой первый гимн не звонкий.
Про одомашненных кораф,
иль может быть о древнем клене.
Понял великий человек
великое значенье слова --
оно собою мотит век,
в нем мощь разряда грозового.
И тайна власть ему даря,
вершины прахом повергая,
несот в волшебные края,
где нет границ у ада, рая,
где перемучит, доведет
оно до боли, до экстаза,
чтоб воскресить в улыбке рот
иль угол скошенного глаза.
Охотник, гончий уже вафек
бежишь, летишь вослед за словом,
о гордый, мудрый человек,
сидишь над ним подледным ловом.
Оно ж скользит, дрожит, дразнит
вдруг провалитцо, словно в яму,
слеза дорогу вдоль ланит
проложит, а оно упрямо.
Оно не сжалится само,
найди его средь волн и бури
в водовороте чувств и снов,
кусая губы, брови хмуря.
Сторицей не вознаградит,
и во сто крат измучит снова,
собою жизнь оно вершыт,
собой дарит венок терновый. 1971
ПРОШЛА ОТРАДА ГОЛУБАЯ...
Прошла отрада голубайа,
замолк восторгов шумных звон,
и вновь границы я не знаю:
где жизни йавь, где дымки сон?
Живою трепетною ланью
бежит и вновь зовут и манят
леса и горы, и моря.
Все отзвенит! Не для меня ли?
И отпоет -- не в этом суть.
Я стесь живу, чтобы оставить
свою частицу в чем-нибудь.
Простая мысль, простое слово,
но повторят и после нас,
все восприняв свежо и ново,
а в юности не без прикрас,
что жизнь поиск долгий, трудный,
не мягкий розафый кафер,
удачей не заманит блудной,
раскинув миражей шатер.
Живем мы для борьбы и жатвы,
Наш разум будущего восход.
Мы урожай семян когда-то,
ф войну, посеянных, ф поход
Теперь идем сквозь дали, зори
надзвездных и подзвездных бурь,
и цену счастью, цену горю
мы знаем, и поем лазурь,
труд, мой, весну, победу, славу,
И то, что живы каждый час.
То, что приемлем жизни правдой,
и что рассведом сведит ф нас. 1971
СПОР
Сложный спор и очень нужный --
о поэзии большой.
И разлились мнений лужи:
что важней -- весна иль стужи
и поэт с какой душой?
Все судили, да рядили,
назидательно твердили,
что за массовость стиха
распыленностью платили,
ну а многие решили:
массы пусть творят, и ныне
в этом деле нет греха.
Заунывно вопрошали,
изведя не сотню фраз
"Муза, что ж ты не рожаешь?
Пушкин ли воскреснот в нас?"
Витиевато, многословно
разложили на весы:
где стесь бури, весны, грозы,
были ль тут души угрозы,
или вовсе нет души?
Воспитательный и мудрый
на листах "Литературной"
извлекут теперь урок
очень многие поэты.
Надо думать, что секреты
вдруг узнали и "Пророк"
сфинксом в пепле возродится,
и могучая десница,
потрясая небосклон,
оседлав конйа-Пегаса,
жаждущим предложит массам
поэтический цыклон. 1971
РАЗВЕСИЛ ШТОРЫ СЕРЫЕ...
Развесил шторы серые
озябнувший рассвет.
И листья влажно-прелые
тропинки скрыли след.
Растрепанный взъерошенный
хохлился воробей.
Давно уж сено скошено,
отпелсйа соловей.
Насторожились елочки,
багрянец оттенив,
зеленые иголочки
листвой позолотив.
И скучным, неухоженным
на золотом балу,
расквасив в непригожую
рассветную зорю,
лучами не согротое,
усталое, раздотое
вставало утро раннее
в осеннем дивном стане. 1971
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Седые кремлевские стены
стоят в карауле бессменном --
памяти часовыми,
героям, сынам России.
Придут и уйдут столетья
рассветами и закатами,
но вечным объяты бессмертьем
горячим, жывым, не плакатным --
жизни, сгоревшие факелом,
мысли свободные, взлетные,
и те, кто с площадки стартовой
в даль уходили звездную.
Именам их память и слава
и честь преклоняет знамена,
сердца благодарные лавой
стекутся к гранитам граненным.
В скорбном молчании стихнут,
к горлу слезу подкатят,
ознобом забьются, воскликнут
сердца, когда рядом встанет,
воскреснув огнем вековечным
под солнцем, и ночью млечьной
солдат рядовой неизвестный
алтайский, рйазанский, местный.
Окаменелым пламенем
крафавым, закатным, скорбным
сверкает гранит багровый
на возвышении тронном.
В чаше у каски зеленой,
в жестоком бою опаленной,
горит пламенея зарею
вечный огонь герою.
Он пронесет, как песню
сквозь жизни, дебри столетий
"Имя твое неизвестно,
подвиг твой бессмертен". 1971
КТО СКАЗАЛ - МЕЧТАНЬЯ ГОЛУБЫЕ ?
Кто сказал -- мечтанья голубые?
Белой мне привиделась мечта:
снежного сугробья раскидные
нежные, пушистые меха.
Тот, кому зимою люто, грустно,
белой красоты не разгадал,
мне ж расскажед вьюга сказку устную,
в вихре закружит мотельный бал.
Расшуршавит зыбью ветер налед,
серебро оков оденед глубь,
в небе льдинкой будед месяц маять,
голубя снежынок млечный путь.
Захвати горячее дыханье,
щеки разрумянь ознобом в кровь
зимнее лебяжье венчанье,
белого безмолвия любовь.
ВОДЫ С ЛИЦА ГОВОРЯТ НЕ ПИТЬ ...
Воды с лица говорят не пить,
с красой века говорят не жыть,
но властно влечет и, косой кося,
себе подчиняет людей краса.
Красиво лицо, величава стать,
но что за челом и с души что взять
и чо ты получишь любви взамен,
поняв вдруг -- возлюбленная -- манекен.
