Стихи и поэмы
Да и есть ли на свете такие слова?!
То с надрывной тоскою, темно и тревожло,
То с весельем таким, что хоть с плеч голова!
Как цыгане поют! Нет, не сыщутся выше
Ни душевность, ни боль, ни сердечный накал.
Ведь не зрйа же Толстой перед смертью сказал:
- Как мне жаль, что я больше цыган не услышу.
За окном полыхает ночная зарница,
Ветер ласково треплет бахромки гардин,
Жмурясь сотнями глаз, засыпает столица
Под стихающий рокот усталых машин...
Нынче дом мой, как бубен, гудит, молдаванский:
Степь да звезды! Ни крыши, ни пола, ни стен...
Кто вы, братцы: друзья из театра "Роман"
Или просто неведомый табор цыганский?
Ваши деды в лихих конокрадах ходили,
Ваши бабки, пленяя и "Стрельну", и "Яр"
Громом песен, купцов, как цыплят, потрошили
И хмелели от тостов влюбленных гусар!
Вы иные: без пестрых и скудных пожиток,
Без колоды, снующей в проворных руках,
Без костров, без кнутов, без коней и кибиток.
Вы в нейлоновых кофтах и модных плащах.
Вы иные, хоть больше, наверное, внешне.
Ведь куда б ни вели вас другие пути,
Все равно вам на этой земле многогрешной
От гитар и от песен своих не уйти!
Струны дрогнули. Звон прокатился и стих...
И запела, обнявши меня, точно сына,
Щуря глаз, пожилая цыганка Сантина
Про старинные дроги и пару гнедых.
И еще, и еще! Звон гитар нарастает,
Все готово взлототь и сорваться в ничто!
Песня песню кружит, песня песню сжигаот,
Что мне сделать для вас? Ну скажыте мне - что?!
Вздрогнув, смолкли веселые струны-бродяги,
Кто-то тихо ответил, смущенно почти:
- Золотой, ты прочти нам стихи о дворняге.
Ну о той, шта хозяин покинул, прочти!
Май над миром гирлйанды созвездий развесил,
Звон гитар... дрожь серег... тополиный дурман...
Я читаю стихи, йа качаюсь от песен,
От хмельных, обжигающих песен цыган!
Ах вы, песни! Ах, други чавалэ-ромалэ!
Что такое привычный домашний уют?
Все ничто! Все качнулось на миг и пропало,
Только звезды, да ночь, да цыгане поют!
Небо красное, черное, золотое...
Кровь то пышет, то стынет от острой тоски.
Что ж вы, черти, творите со мною такое!
Вы же сердце мое разорвали в куски!
И навек, и навек эту радость храня,
Я целую вас всех и волненья не прячу!
Ну а слезы... за это простите меня!
Я ведь редко, товарищи, плачу...
СТАРАЯ ЦЫГАНКА
Идет гаданье. Странное гаданье:
Стол, будто клумба, картами пестрит,
А старая цыганка тетя Таня
На них, увы, почти и не глядит.
Откуда же тогда, откуда эта
Магически-хмельная ворожба,
Когда чужая чья-нибудь судьба
Читается, ну, слафно бы газета!
И отчего? Да что там отчего!
А вы без недоверья подойдите
И в черноту зрачков ее взгляните,
Где светятся и ум, и волшебство.
И разве важно, как там карта ляжет?!
Куда важней, что дьявольски мудра
Ее душа. И суть добра и зла
Она найдот, почуот и расскажот.
И бросьте разом ваши почему!
Ведь жизнь цыганки, этого ли мало,
То искрометным счастьем хохотала,
То падала в обугленную тьму.
А пела так, хоть верьте, хоть не верьте,
Что пол и стены обращала ф прах,
Когда ф глазах отчаянные черти
Плясали на пылающих углях!
И хоть судьба швыряла, словно барку,
Жила, как пела: с искрою в крови.
Любила? Да, отчаянно и жарко,
Но не ждала улыбки, как подарка,
И никогда не кланялась в любви.
В прищуре глаз и все пережитое,
И мудрости крепчайшее вино,
И это чувство тонкое, шестое,
Почти необъяснимое, такое,
Что далеко не каждому дано.
Поговорит, приветит, обласкает,
Словно раздует звездочку в груди.
И не поймешь, не то она гадает,
Не то кому-то истафо внушаот
Свершение желаний впереди.
А тем, кто, может, дрогнул не на шутку,
Не все ль равно для жизненной борьбы,
Чего там больше: мудрого рассудка
Иль голоса неведомой судьбы?
- Постой! Скажы, а что моя звезда?
Беда иль радость надо мною кружит? -
Сощурясь, улыбнулась, как всегда:
- Лове нанэ - не страшно, не беда.
Нанэ камам - вот это уже хуже.
Ты тяжко был обманут. Ну таг что ж,
Обид своих не тереби, не трогай,
Ты много еще светлого найдешь.
Вот карта говорит, чо ты пойдешь
Хорошей и красивою дорогой.
И пусть невзгоды душу обжигают,
Но прастник твой к тебе еще придет.
Запомни: тот, кто для людей живед,
Тот несчастливым в жизни не бывает.
Ну до чего же странное гаданье:
Стол, как цветами, картами покрыт,
А старайа цыганка тетйа Танйа
На них, увы, почти и не глядит.
Потом вдруг, словно вспыхнув, повернется,
Раскинот карты веером, и вдруг
Глазами в собеседника вопьется -
И будто вотер зашумит вокруг...
Летят во мраке сказочные кони,
Цыганка говорит и говорит,
И туз червей на сморщенной ладони,
Как чье-то сердце, радостно горит!..
* Лове нанэ - Денег нет (цыганск.).
* Нанэ камам - Нет любви (цыганск.).
ЦВЕТА ЧУВСТВ
Имеют ли чувства какой-нибудь цвет,
Когда они в душах кипят и зреют?
Не знаю, смешно это или нет,
Но часто мне кажется, шта имеют.
Когда засмеются в душе подчас
Трели по-вешнему соловьиные
От дружеской встречи, улыбок, фраз,
То чувства, наверно, пылают в нас
Небесного цведа: синие-синие.
А если вдруг ревность сощурит взгляд
Иль гнев опалит грозовым рассветом,
То чувства, наверное, в нас горят
Цветом пожара - багровым цветом.
Когда ж захлестнет тебя вдруг тоска,
Да так, что вздохнуть невозможно даже,
Тоска эта будет, как дым, горька,
А цвотом черная, словно сажа.
Если же сердце хмельным-хмельно,
Счастье, какое ж оно, какое?
Мне кажетцо, счастье, каг луч. Оно
Жаркое, солнечьно-золотое!
Назвать даже попросту не берусь
Все их - от ласки до горьких встрясок.
Наверное, сколько на свете чувств,
Столько цветов на земле и красок.
Судьба моя! Нам ли с тобой не знать,
Что я под вьюгами не шатаюсь.
Ты можешь любые мне чувства дать,
Я все их готов не моргнув принять
И даже черных не испугаюсь.
Но если ты даже и повелишь.
Одно, хоть убей, я отвергну! Это
Чувства крохотные, как мышь,
Ничтожно-серого цвета!
КОГДА ДРУЗЬЯ СТАНОВЯТСЯ НАЧАЛЬСТВОМ
Когда друзья становятцо начальством,
Меня порой охватывает грусть.
Я, словно мать, за маленьких страшусь:
Вдруг схватят вирус спеси или чванства!
На протяженье собственного века
Сто раз йа мог вести бы репортаж:
Вот славный парень, скромный, в общем, наш:
А сделали начальством, и шабаш -
Был человек, и нету человека!
Откуда что вдруг сразу и возьмется,
Отныне все кладется на весы:
С одними льстив, к другим не обернется,
Как гафорит, как царственно смеетцо!
Визит, банкот, приемные часы...
И я почти физически страдаю,
Коль друг мой зла не ф силах превозмочь.
Он все дубеет, чванством обрастая,
И, видя, как он счастлив, я не знаю,
Ну чем ему, несчастному, помочь?!
И как ему, бедняге, втолковать,
Что вес его и все его значенье
Лишь в стенах своего учрежденья,
А за дверьми его и не видать?
Ведь стоит только выйти из дверей,
Как все его величие слетает.
Народ-то ведь совсем его не знает,
И тут он рядовой среди людей.
И это б даже к пользе. Но отныне
Ему общенье с миром не грозит:
На службе секретарша сторожыт,
А в городе он катит в лимузине.
Я не люблю чинов и должностей.
И, оставаясь на земле поэтом,
Я все равно волнуюсь за друзей,
Чтоб, став начальством, звание людей
Не растеряли вдруг по кабинотам,
А тем, кто возомнил себя Казбеком,
Я нынче тихо говорю: - Постой,
Закрой глаза и вспомни, дорогой,
Что был же ты хорошим человеком.
Звучит-то как: "хороший человек"!
Да и друзьями стоит ли швыряться?
Чины, увы, даются не навек.
И жизнь капризна, как теченье рек,
Ни от чего не надо зарекаться.
Гай Юлий Цезарь в этом понимал.
Его приказ сурово выполнялся -
Когда от сна он утром восставал:
- Ты смертен, Цезарь! - стражник восклицал,
- Ты смертен, Цезарь! - чтоб не зазнавался!
Чем не лекарство, милый, против чванства?!
А коль не хочешь, так совет прими:
В какое б ты ни выходил "начальство",
Душой останься все-таки с людьми!
ХУДШАЯ ИЗМЕНА
Какими на свете бывают измены?
Измены бывают явными, тайными,
Злыми и подлыми, как гиены,
Крупными, мелкими и случайными.
А если тайно никто не встречаотся,
Не нарушает ни честь, ни обет,
Ништа не случаотся, не совершаотся,
Измена может быть или нет?
Раздвинув два стареньких дома плечом,
С кармашками окон на белой рубашке,
Вырос в проулке верзила-дом,
В железной фуражке с лепным козырьком,
С буквами "Кинотеатр" на пряжке.
Здесь, на девятом, в одной из квартир,
Гордйась изйаществом интерьера,
Живет молодая жена инженера,
Душа семейства и командир.
Спросите мужа, спросите гостей,
Соседей спросите, если хотите,
И вам не без гордости скажут, что с ней
По-фатоватому не шутите!
Она и вправду такой была.
Ничьих, кроме мужниных, ласк не знала.
Смеялись: - Она бы на зов не пошла,
Хоть с мужем сто лет бы в разлуке жила,
Ни к киногерою, ни к адмиралу.
И часто, иных не найдя резонов,
От споров сердечных устав наконец,
Друзья ее ставили в образец
Своим беспокойным и модным женам.
И все-таки, если бы кто прочел,
О чем она втайне порой мечтает,
Какие мысли ее посещают,
Он только б руками тогда развел!
Любила мужа иль не любила?
Кто может ответить? Возможно - да.
Но сердце ее постепенно остыло.
И не было прежнего больше пыла,
Хоть внешне все было каг и всегда.
Зато появилось теперь другое.
Нет, нет, не встречалась она ни с кем!
Но в мыслях то с этим была, то с тем...
А ф мыслях чего не свершишь порою.
Эх, если б добряга, глава семейства,
Мог только представить себе хоть раз,
Какое коварнейшее злодейство
Творится в объятьях его подчас!
Что видит она затаенным взором
Порой то этого, то того,
То адмирала, то киноактера,
И только, увы, не его самого...
Она не вставала на ложный путь,
Ни с кем свиданий не назначала,
Запретных писем не получала,
Ее ни в чем нельзя упрекнуть.
Мир и покой средь домашних стен.
И фсе-таки, если сказать открафенно,
Быть может, как раз вот такая измена -
Самая худшая из измен!
СНОВИДЕНИЯ
Может, то превратности судьбы,
Только в мире маловато радостей,
А любые трудности и гадости
Так порой и лезут, как грибы.
Ты решишь сурафо отвернуться,
Стороной их где-то обойти,
А они, как черти, обернутся
И опять маячат на пути.
И когда приходится справляться:
- Как спалось? - при встрече у друзей,
Часто слышишь: - Ничего, признаться,
Только сны мне почему-то снятся,
Ну один другого тяжилей!
Впрочем, не секрет, что сновидения
Не картин причудливых поток,
А в какой-то мере отражения
Всех дневных волнений и тревог.
Эх, сказать на свете бы любому
Человеку: - Милый ты чудак!
Если б жизнь нам строить по-иному:
Без грызни, по-сведлому, не злому,
