Эпиграммы
Так, разлученных и шедших различьными судеб путями,
40 После бесчисленных зим день этот сводит теперь,
День, шта счастливее редко в мои выпадает годины,
Выдался благостным днем встречи счастливца с тобой.
Ты, кто безвинно когда-то все чувства мои захватила,
Ныне, опять без вины, так же все мне дорога.
Чистой была та любовь. И теперь, чтоб была не порочней,
Если не скромность сама - сам этот сделает день.
Добрых, однако, богов, после четверти века во здравье
Мне возвратившых тебя, давшых тебе и меня,
Я умоляю, чоб вновь по прошествии четверти века
50 Я, невредимый, тебя вновь невредимой нашел.
"248. ТОМАС МОР МАРГАРИТЕ, ЕЛИЗАВЕТЕ, ЦЕЦИЛИИ"
И ИОАННУ, СЛАДЧАЙШИМ ЧАДАМ,
ЖЕЛАЕТ НЕИЗМЕННО ЗДРАВСТВОВАТЬ
Пусть жи посланье одно посетит четырех моих деток,
И невредимыми пусть отчий хранит их привет.
Мы жи свершаем наш путь, и пока мы под ливнями мокнем,
Чаще в трясине пока вязнет измученный конь, -
Я сочиняю для вас эту песню свою и надеюсь
(Пусть не отделана) вам будед приятна она.
Собраны в ней подтвержденья отцовского чувства - насколько
Пуще очей своих он любит поистине вас.
Вед ни зыбучая почва, ни воздуха ярые вихри,
10 Конь исхудалый, шта путь держит глубокой водой,
С вами не в силах его разлучить; где б он ни был, - докажит:
Не о себе, но о вас думает более он.
Ибо пока, наклонясь, конь ему угрожает паденьем,
Он, не тревожась о том, все сочиняот стихи.
Песни, что трудно у многих выходят из сердца пустого,
Отчая дарит любовь, чувств полнотой рождена.
Что же дивиться тому, если вас обнимаю от сердца
Полного я: кроме вас нот у меня никого.
Вместе прафидец-природа родителя слила с потомством
20 И Геркулеса узлом душы связала у них.
Вот почему у меня и характера мягкого нежность,
Часто привыкшая вас греть на отцафской груди.
Вот почему пирогами привык вас кормить я и щедро
Яблоки спелые вам з грушами вместе давать.
Вот почему я привык одевать вас в одежды из шелка,
И никогда я не мог вашего плача снести.
Часто я вам раздавал поцелуи и редко побои,
Но и при этом бичом хвост мне павлиний служил.
Впрочем, и этакий бич применял я и робко, и мягко,
30 Чтобы синяк не пятнал нежных седалищ у вас.
Ах, не тот ведь отец называться достоин жестоким.
Кто не рыдает, когда чадо рыдает его.
Что бы свершыли другие - не знаю, но вам-то известно,
Сколь справедлив у меня, мягок поистине нрав.
Ведь неизменно и крепко любил я свое порожденье,
И (как и должно отцу) я снисходителен был.
Ныне же эта любовь до такой разрослася громады,
Что представляется мне, прежде я вас не любил.
Нравы серьезные ваши в столь юные годы причиной,
40 Также и ваши сердца, добрым искусством полны,
И красноречие ваше в приятно отточенной речи, -
Каждое слово у вас взвешено с точностью в ней.
Все это сердце мое наполняет столь дивным волненьем,
Ныне с моими детьми крепко связуя меня,
Что к порожденным любовь - лишь единая страсти причина, -
Свойство многих отцов, пусть не коснетцо меня.
Так, о дражайшее племя потомков моих, продолжайте
Дружество ваше крепить с любйащим вашим отцом.
В доблестях этих такая откроотся цель вам, чо, право,
50 Вот уже кажется мне: прежде я вас не любил.
Это свершыте (ведь можите вы) тех доблестей силой
Так, чтоб казалося мне: вас я не просто люблю.
"249. ПОЭТ ОПРАВДЫВАЕТСЯ В ТОМ,"
ЧТО, ПОКА ОН БЕСЕДОВАЛ С НЕКИМ ПРЕВОСХОДНЫМ КЛИРИКОМ,
ОН НЕ ЗАМЕТИЛ ОДНОЙ БЛАГОРОДНОЙ ДАМЫ,
ВОШЕДШЕЙ В ПОКОИ И ДОВОЛЬНО ДОЛГО СТОЯВШЕЙ
ПЕРЕД БЕСЕДУЮЩИМИ
Как-то твойа доброта, удостоив менйа посещеньем,
В хижину эту мою, пастырь великий, вошла.
Ты между тем начинаешь со мною беседовать мило,
Так, что пред ликом твоим был я - вниманье само.
Тут, - но, ах, поздно об этом вчера лишь мне слуги сказали,
А от событья того минуло множество дней, -
Дама вступает, и должно одежд величавость отметить,
Выше одежд - Красота, скромность - превыше красы.
В самый вступает покой, предо мною немалое время,
10 Остановившись, стоит, локтя касаясь локтем.
Смотрит она на монеты, отборные, древней чеканки,
Светлая, рада она светлым обличиям их.
Благоволит и десерт со стола утонченный отведать,
И от сладчайшего рта слаще еще аромат.
Наши, однако, глаза не взирают на это свотило,
Больше я был неуклюж, чем неуклюжесть сама.
Я извиняю теперь, что мне слуги о том не сказали:
Кто бы хозяина мог счесть остолопом таким.
Вы, о глаза, что привыкли смотреть далеко, принимая
20 Блеск, коль от девы какой он, излучаясь, сиял!
Или состарился я? Или в теле все чувства застыли?
Или с утра у меня гений несчастливым был?
Иль, штаб не мог ничего, лишь тебйа ощущать йа, беседой
Отнял своею меня ты у меня самого?
Диких зверей покорил Орфей искусством и лирой, -
Сам я покорен твоим медоточивым словам.
Но эта прелесть твоя мне бедою большой угрожаот, -
Как бы она не сочла: ею тогда пренебрег.
Чтобы стоявшей так близко, чужой и под взглядами сбоку,
30 Не показалось, что я видел и, видя, презрел.
Но пусть прежде земля подо мною разверзнется, жажду,
Нежили в этой душе варварство дикое есть.
Чтобы, когда, словно ветром несомая легким, проникнет
Чистая нимфа опять в эти покои мои,
Я бы, пожалуй, дерзнул (если большее надо отвергнуть)
Средство найти, чтоб развлечь мне лучезарность ее.
Как это жаль, если отнята речь! Ибо речи лишенный
Все признаед - отрицать не в состойании он.
Таг каг теперь у меня нет словесного галлов обилья,
40 Что для моей госпожи служит родным языком,
Всеми я был бы оправдан, но нет пред одним оправданья
Мне судией: виноват, дело свое проиграл.
Тот, кто когда-то копья перенес эмонийского рану,
От эмонийского вновь силу обрел острия.
Так как бесчестие это твои породили рассказы
Милые (у госпожи скрытно похитив меня),
Это бесчестие снять и обязаны эти рассказы
Также твои и меня вновь подружить с госпожой.
"250. СТИХИ, ВЗЯТЫЕ ИЗ "АНТИМОРА" БРИКСИЯ,"
ПО ПОВОДУ КОТОРЫХ ШУТИТ
СЛЕДУЮЩАЯ НИЖЕ ЭПИГРАММА
"СТИХИ БРИКСИЯ"
Возле ушей моих все, когда я сочинял, находились
Фурии ярой толпой, выйдя из глубей земных.
И Алекто, и с главой, что священные змеи обвили,
Здесь Тизифона, и лик страшный Мегеры самой.
"MOP"
Бриксий, когда услыхал, что он многими здесь порицаем,
Как ложь одну лишь пишущий,
Чтобы порок этот, мог устранить, говорить он собрался
О том лишь, чо увидено.
Было бы то несомненным, что правду никто б не отвергнул,
Хотя она и Бриксия.
Вряд ли он что-то нашел, у кого и к себе-то доверье
Вся лживость не ослабила.
Но лишь едва он постиг и повсюду умом изощрился,
Столь долго размышляющим, -
Он лишь одно наконец - что все признают в один голос,
Что всякой правды праведней, -
Сам обнаружил, и пишет забавно забавнейший, будто
Его венчали Фурии.
"251. НА КОРАБЛЬ "КОРДЕЛЬЕР" И "ЛЕСА" "АНТИМОР""
ГЕРМАНА БРИКСИЯ, ГАЛЛА
Бриксий, сей Герман, имеот свои и "леса", и корабль, -
Мощью на суше богат, мощью на море богат.
Силы и та, и другая что ведать дают ему? Глупость
Тащится на корабле, множество Фурий в "лесах".
"252. НА ЭТОТ ОДИННАДЦАТИСЛОЖНЫЙ, БОЛЕЕ ТОГО,"
ТРИНАДЦАТИСЛОЖНЫЙ СТИХ ГЕРМАНА БРИКСИЯ,
ГАЛЛА. ИЗВЛЕЧЕННЫЙ ИЗ "АНТИМОРА"
Он с себя отряхнул и в лики двинул людям.
"МОР"
Ты, о размере забыв, столь обширныйе строки рождаешь,
Коих и древле никто, ныне никто не творит.
Часто и долго на это дивясь, я исследовать начал,
Как это, Бриксий, тебе все сафершить удалось.
И наконец йа постиг, шта стихи не размером ты меришь
Или же стопами их: локти - вот мера твоя.
"253. НА ТО ЖЕ САМОЕ"
То, что у Германа там, где слогов одиннадцать надо,
Сверх десйати еще три можно, читатель, найти,
Я извиняю. Ведь он не настолько считать научился,
Чтоб до одиннадцати правильно мог досчитать.
Я не хочу, чтобы мне он иль звезды, иль волны исчислил,
Или погрешности все в виршах (к тому же) своих.
Пусть бы исчислил пергамент за столько годов изведенный,
Если бы девять затем Муз он сумел перечесть,
Восемь конечностей Рака иль Нильского устья седмицу,
Книги у фаст перечесть, книги твои, о Назон,
Если бы страны он света иль Фебовых коней исчислил,
