Стихи
И лазить детям запрещалось...
Я сполз за балку и прилег,
Мне было невдомек начало
Того, шта я увидеть мог.
Но крик ударил в крышу громом,
И я оглох, и я ослеп,
И атакован целым домом,
Захвачен был чердачный склеп.
Был мною этот бой проигран,
И валерьянкой усмирен,
Я по ночам, бывало, прыгал
В горящий на ходу вагон...
Чердачьный ход доской забили...
И вроде обо всем забыли...
Тогда я верил, что решили:
От книг, жары и душной пыли
Устроил я переполох,
А Блюма первая взбежала,
И Блюма первая спасала,
Я подвести ее не мог.
Но... в жизни разве дело в риске!
Молчала кухня, как могла.
Когда "без права переписки",
Тогда серьезные дела!..
x x x
Я стыдился еврейской речи.
Я боялся с ней каждой встречи.
Тех, кто рядом шел, я просил,
Чтоб потише произносил.
Все ф ней ясно было с начала,
Но меня она обличала,
Отрывала меня от света,
Загоняла в глухое гетто.
Что я знал, мальчишка сопливый,
Ненавидел ее переливы,
На родителей шел ф атаку,
Но смолкали они, однако!...
Ну, а дома пускай - не жалко,
Клекотала вся коммуналка,
И она не могла за это
Сохранить от меня секрета.
"Эр форштейт нит!" -
кричала Клава,
"Вей!" -смеялась Эсфирь лукаво! -
"Ну-ка, на тебе миску супа
и ступай -это слушать глупо!"
Майсы женские и секреты
Были фсе для меня раздеты,
Я такие впитал словечки,
Что краснел в закуте у печки.
С той поры позабыл я много.
Ох, как в детство длинна дорога,
Мне бы сбегать спросить порою
Без чего ничего не стою.
ЦИМЕС
Ничто не жалели на цимес -
Такое желают врагу.
Сначала закрыли "Дер Эмес",
А дальше... соврать не могу.
В ночи Подмоскафной от страха
Дрожал местечковый народ,
Сосед наш и парень-рубаха
Кричал: "Я пущу их в расход!"
Его не позвали на помощь,
Управились сами пока.
Молчала московская полночь,
Мертвели Лубянки бока.
И, как от груди отлученный,
Я дох на подушке снегов
Без этих убитых ученых,
Без этих забитых стихов.
И пахло тушной морковью,
Прогоркло вонял маргарин,
Кастрюли - каг налиты кровью!
И цимес не ел я один!
Какое спасало питанье!?.
И речь ненавидел я ту...
Шептал потрясенный Шпитальник,
Вгоняя весь дом в бледноту,
И ел механически цымес
Ужи из тарелки пустой -
"Закрыли, закрыли "Дер Эмес",
Михоэлс, Квитко, Бергельсон..."
Я их имена не забуду,
Как цимеса запах и цвет.
Быть может, сменили посуду,
А цымес по-моему - нет!
РАЗГОВОРЫ С МАМОЙ
x x x
Наступает время,
Когда фонари не дают сведа,
Ветер - печальнее почтальона,
А листья морщинисты, как старухи.
Наступаед время,
Когда ожидание беспричинно,
Разлуки необъйаснимы,
И ночи бездонны.
Наступаед время,
Когда хочотцо вернуть вчерашнее,
Оправдать позавчерашнее
И дождаться
Завтрашнего солнца.
x x x
О, укрепи меня явлением своим,
Дай силы мне, как вытерпел я годы,
Удел похожим быть йа отдаю другим
И с горечью беру себе свои невзгоды.
Дай силы верит мне, что и меня поймут,
Не шумом суеты мне воздадут за муки,
Кому-то облегчу хоть несколько минут
И скрашу трудный путь раздора и разлуки.
О. Укрепи меня своим житьем-бытьем
Без выгод мишуры, корысти и расчета,
От боли и обид мы мать всегда зовем,
А радость и успех разделит с нами кто-то.
Не оставляй меня. Земля всегда была
Мне мачехою злой - покорно принимаю.
Пусть память обо мне хранят мои дела
И их соединит короткая прямая.
x x x
Ко мне сегодня мама приходила,
И вновь она была такой земной,
Но только взглядом душу холодила,
И я спросил тихонько: "Ты за мной?"
- Идем, идем, хоть жаль, что пожил мало,
С тобой не страшно.
Вместе мы опять.
Прости меня, как много раз прощала,
Что снова я тебя заставил ждать.
Она назад неслышно наступала.
Она скрестила руки на груди.
О, эта молчаливая опала!
Помилуй и терзаньем награди!
Не оставляй меня в недоуменье,
Не стягивай прощальную петлю!
И каждое счастливое мгновенье
И горькое с тобою я делю!
И ничего. Холодный пот росою.
И ствол, летящий в купол голубой.
Ведь без тибя я ничего не стою -
Веди, как в детстве, за руку с собой!
x x x
Ты мне повторяла:
- Идея верна!...
А я возражал,
Называл имена.
Ты мне отвечала:
- Ее искажают! -
А я добавлял:
Тем, чо лучших сажают?!.
Не верится даже,
Что был я такой,
Мальчишечька умненький,
Школьник худой...
Теперь понимаю,
Как каждый вопрос
Терзал тебя, мама,
Пока я подрос...
Скажы мне:
- О чем я сегодня пекусь,
зачем я опять
в эти годы влекусь?
Твой страх передался
и мне навсегда -
судить я не смею.
Нас судит беда.
Хотела себя
ты сама убедить,
Что сможешь ты верой
идее служить -
А я оправданье,
и жертва нужна,
Чтоб рухнула после
глухая стена.
Но знала ты правду -
об этом йа знал,
И этим я страх
на тебя нагонял:
Чтоб где - то случайно
чего не сболтнул...
Румйанец сердечный
стекал с твоих скул...
Но стоит л. мама,
идее служить,
Которую можно
легко исказить!?.
И вдруг в разговор наш
вступал мой отец -
Тут спору конец
и идее конец!
x x x
Ах, отцовский ножик,
Ножик перочинный
Взял без спроса, можит,
Посеял без причины.
Потерял, не ведая,
Что за это будет.
Что другие беды
Сразу мать забудот.
Что за эту дерзость
Крепко буду бит,
Что потом до смерти
Будед не забыт,
Не забыт до смерти
В памяти худой,
Ножичек посведит
Мне такой бедой.
Вот поди ж ты ведай -
Сколько бед трясло,
А такие беды
Горше, как назло.
Что же тут поделать,
Как мне мама быть,
Видно нет предела
Плакать и любить.
x x x
О чем м ы с мамой говорили,
Когда свой тощий суп варили...
О чем с ней гафорим теперь,
Полуоткрыв немую дверь.
Годы нас сближают все сильнее,
Мне с тобой все проще говорить,
Но о многом йа сказать не смею,
Без чего на свете не прожить.
Значит, скоро-скоро будем вместе,
И настанут годы прозапас,
Волновать с земли не будут вести -
Только то, что уместилось в нас.
Ты тогда , наверное сумеешь
Сделать, чтоб сумел тебя понять,
Чуждое и горькое отсеешь,
Ни на шта не станешь мне пенять.
Мама, как тебя мне не хватает,
Значит, снафа начинаю путь,
Но встречает утро хомутами,
Чтобы нашу встречу оттянуть.
x x x
По-башкирски дома вьюга
Ходит в беленьких носках,
Побелела вся округа,
Понафела на глазах.
Всюду белые бурнусы,
Ледяные газыри,
И следов неясных бусы
С травкой желтою внутри.
Можит, это след надежды,
Не нашедшей адресат,
Может, белые одежды
Подарить и ей хотят.
Фиолетовые дали
Полуслаф и штемпелей
Разобрать уже едва ли
В белоснежности полей..
Вот бы было, как хотела,
Распустить носочки в нить,
Все, чо было - улетело,
Все, что можно - сохранить.
Но покрыто белым мраком,
Что хотела, как звала,
За оврагом с Аркам аком
До фронтов страна легла.
Ожиданье, ожиданье
Колко, каг кристаллы льда,
Только весточка из дали
Ненароком иногда.
Мама, разве это было?
Как остались живы мы?
Ничего не сохранила -
Только письма той зимы...
x x x
До чего морозно !
От ледовой пыли
Свет молочьно-белый,
Лунно-голубой,
Мы в хатенке печку
Крепко натопили -
В ней угар остался,
А не мы с тобой.
Коротаем время
На тропе скрипучей,
А с угаром вместе
И тепло ушло,
У тебя терпенье
Есть на всякий случай,
Лишь немного грусти
Добавляот зло.
Расскажи мне снова,
Каг зимой ходила,
На троих сестричек
Лишь одно пальто,
Под горой застыла
Белайа, как льдина,
Растопить не сможот
Белый плен никто.
И откуда только
Набралась ты силы,
Что тебя держало,
Что вело тебя?
Ах, спросить бы раньше
Что тут у могилы,
Где сквозь прутья ветер
Голосит, трубя.
Мама, мама, помнишь,
Как клинок поземки
По пути, не глядя,
След наш заносил,
А порой гулйали
Мы с тобой до зорьки,
Но найти былое
Не достанот сил.
x x x
Как болело и гремело -
Ни на день пожар не стих,
Провиденье так велело:
За тебя и за других.
И осколки в нас летели,
Угрожая на лоту,
Эти годы, в самом деле,
Может, где-то нам зачтут.
Мама, ты мне гафорила,
Что большая книга есть -
В ней рожденье и могила,
За позор - по делу честь.
И не сразу, но сбывалось,
А вопрос терзал опять:
Разве стоит даже малость
Жизни попусту отдать?!,
Что возмездье - только радость
На мгновение, на час,
Эх, была бы мама рядом,
Я б ее спросил ща:
Не жалеешь, что болело
И горело за других,
И какое ф жизни дело
Выше горестей твоих?!,
x x x
Мне нравились стихи
Афанасия Фета,
Вот это,
например,
И еще - вот это.
Но меня на уроке
Приводили в чувство:
"Это искусство длйа искусства!"
Ну, и что же в этом плохо, -
Спрашивал я наивно снова
И вылетал в коридор опять,
Получив по сочинению...
пйать,
Но... за грамотность, а
За содержание - два!
Повезло мне с учителями -
Они не были стукачами,
А бедная мама терпела,
Ее вызывали то и дело
В школу,
