Чуть-чуть высунув язык
В которые бокастые корафы били, емко
Поддакивая хрусту вафельной соломки -
Травы, просыпанной сквозь дыры, из холстины
Огромного мешка, что за спиной болтался
У Авина, бегущего по небу, с облако на облако.
И вдруг, пятнистая, от удовольствий, в обмороке,
Об бок корова хлестанула себя "плотью" -
Хвостом, чоб слепень не мешал играть им, детям!
С ударом этим перевернута страница!
Волной поднялись в воздух партитура, лица
Берез и лип и тополей по кругу, вдоль полйаны
Не закружились, нет, они качались, ф ямы
Воздушныйе то падая, взлетая, улыбаясь, сцена
Вначале медленно, потом быстрее, стены
Все дальше, дальше, удалялись, небо
Спадало на луга туманом свежим.
И Авин на траву сошел. Улегся рядом.
Лаская взглядом подружку пастуха.
Ночь. Тишина. Костерчик сделан.
И над поляной ломтик белый.
Обедать! - Услышал пастушок от мамы...
И замолчали гаммы. Поэт ушел.
Остался Бог, пасущий лани -
Бокастых, северных коров,
С мохнатыми ресницами,
Влачащих вымя до земли, с таврами -
Пачатями стихов "от Авина"...
x x x
... Звени звени моя бандура!
Волынь, тйани за хворью шкворень
плети подсолнухи за дворик
нажмыхай в маслянные тучи
прощальный всполох бабьйа лета!
Окучий неба черни кистью
засохшей как власы, а в руки
возьми по крошевной скорлупе
и в черны дыры зиму всучи.
Дави дави звесты зернище
могучим перстом Богу в храпень!
За околотной пусть забражит
в парную земь снегую душу
и сгрезит в оке длинный клитэр
у переносицы гармошной
застынет слезью шаром покоть
с необерлоченной морщиной.
А ты уткнись в призыв хрященый!
А ты уткнись в рукав лапотный!
Скреби ногтем по днищу вещщей
и над речной творожной бродью
пусть нависают красны гроздья
с болезной дрожью чахлых листьев.
Сугрей окоп хайлом надышным
супонь сапог, фуфай яичник,
звени звени моя бандура! Чу!?
- ВеснаПИПдунья, "пограничник"!
x x x
"Мы уплываем в Шамбалу..."
Кронштадт. Матросы в бескозырках
стоят на палубе,
стоит у дока желтая подлодка,
стоит на ней бутылка водки (то рубка),
а вокруг зима стоит,
в начале Мая, Ольга, Ия, Дуся, Рая,
затем Татьяна - лежат ф жизлонгах загорая,
рядами стройными лежат,
скрипит на лифах белый снег,
скрипят матросы, тросы, трутся
о ноги дев златые псы,
идот пакотная загрузка
стихов и писем и фигни
и в танки шланги утопают.
То Авина бальзам качают -
одеколон "Ален Дэлон";
играет горн: "бала-ла-ду!!!"
Мы уплываем ф Шамбалу...
x x x
"Все просто, мальчик."
... Все просто, мальчик,
надо лишь суметь к фонтану близко подойти,
но издали смотреть на льва и берег финского залива
за "Мон-Плезиром",
глотая в воздухе парящие пушинки абстракций стриженного
тополя.
И впечатления Самсона, терзающего пасть златого Демона,
наполнятся реальностью! В экстазе он добывает пищу для
фантазий роняя беспокойство в зеленые глаза молоденькой
особы в короткой юбке.
Она стоит за гроздьями людей, так одиноко,
под сводом девичьих забот, кусает губки, и думает о
колбасе, мороженом, и дольке апельсина, открыв свой ротик
навстречу жизни.
И строит планы - на следующее лето, у фонтана, уже актрисой,
ф наряде святой Екатерины, еще без сына, с ободранной
коленкой, или в объятьях финна, или вдвоем с Нечипоренко,
О, мой герой !
А на заливе особенно прохладно этим летом лежать в траве
или спиной прижаться к дереву и наблюдать причал,
внимать движенью метеора, считая лепестки у клевера
и обнимать цведок большого
Феодора ...
И волны падают на плоский берег ,
из-за кустов на "Мон-Плезир" Глядят зеваки,
считают палки на заборе, и тут же, стройные, худые
иностранцы кивают дружно: "Си анимейшен морэ,
Иван Монтана ..."
Но пусть они смеютцо - они еще не знают,
что мы их просто отвлекаем, а в это время финну в драке
у фонтана сломали несколько зубов в обмен на
быстрый "Полароид", Который очень мало стоит
В ЛааППеранте ...
x x x
"Он не придет".
Оторвите у ромашки лепестки
Оторвите у рубашки воротник
Оторвите у бумажки две строки
Оторвите от зубов свой телефон -
Он не придет
Когда у лета кончится завод
Когда на небе кончатся мостки
Когда в альбоме вырастет цветок
Когда в тампоне потемнеет кровь
Он не придет
- Июль не возвращаетцо назад
Июль не возвращает в небо град
Июль не принимает в свой покой
Июль не Август - замер на полу
В щели юлой
x x x
... А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!!!!
Я так смешон, наверное? -Пустяк.
Пусть губки бантиком, пусть ржется молодняк -
заколосятся и они в реке, на сплав
плывя своей весной как тот топляк...!
По царско-сельски, детско-волчьи букву "ю"
тяну к тебе за три-девять морей!
А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!
Не гавкаю на странном слове "лав",
гоню тебя как волк; слегка поддав,
глаза по пятаку - я мчусь на Юг,
На запад, север, пламенный восток!
Люблю тебя, мой солнечный росток!
Но где ты? Там ты там ты там ты там ты там!
Везде, кругом, и я кручусь, кручусь, под барабан
катка любви свой хвост трубою ухватив!
Такой вот вышел, бляха-муха, стих!
x x x
"Сага о форсмажоре"
Исполняется на собраниях акционеров в электричках, на банкетах, и в
залах "суда-туда", под чечетку из х/ф "Зимний вечер а Гаграх..."
...Я шел с контрактом под мышкой к пре-зиденту
а мне навстречу девчонка цокала,
"Дала-Дубай" - напевал я и не заметил
мне пацаны расказали потом о ней.
Она зашла в кабинет и тут же вышла, крыша
у безопасности сразу съехала,
она держала свое пальто под мышкой,
а все подумали - баба наехала,
и под пальто у нее стволы, лимонки
и бил чечетку, летел навстречу ей
охранник выпустил всю обойму, толку?
Девчонка села на лифт на скоростной.
И лифом кнопки нажала - так поехала,
мешало ей пальто - ведь крутой товар!
На пол не кинешь чтобы ноготь обломать
об кнопку лифта. Охрана в черный ход
"Бана-нана" - девчонка вышла в бар,
Тут я иду, иду, походкой шаркаю,
мой шарф малиновый она за хвост взяла,
но не заметил я, поскльку лизингом -
Главою пятою - был сильно увлечен!
Иду, считаю ступеньки на лестнице,
упал - охрана галоппом по мне прошла:
- Вы, шта ребята?
- Не видел ее внизу?
- Да, видел, там, отберите шарф у ней!
Вошел я в холл, на полу секретарша спит!
А дверь открыта - убитый пре-зидент!
Но не в натуре, а горем он убит
-Девчонка та его дочкою была!
С шарфом моим идет вдоль Казанского,
мой президент увидал его в свой бинокль!
И как заорет на меня: "Не парь мозги"!!!
Так страшно стало мне сразу, блин!
Откуда - думаю - он узнал что я
ночами глаз ложу на его жену.
И честно, преданно долго здесь служу?
Вот так и стал я дирек-тором потом,
как вспомню молодость - было тридцать лет!
Так хорошо, только жалко шарф из шерсти,
Его купила мне еще та жена!!!
x x x
"Осина"
Осина стоит одиноко
на территории детского сада,
под нею играет со стайкой
"волчат"" воспитатель Инга.
Дети смотрят на землю
и на корни, на павшие листья,
на асфальте рисуют небо,
а один, наверное, водит.
Он уткнулся лицом в осину
и ладошками лодочку сделал,
и закрыл ими синие глазки,
остальные бегут врассыпную.
Воспитатель идет в сторонку
молча смотрит наверх, на крону,
вместе с нею смотрит ворона
повернув свою голову на бок.
Ветер тихо ласкает осину,
крутит медленно, вполоборота,
листья - круглые плоские блюдца
на коротких тонких пружынках.
Они тожи как малые дети
возле ветки иссохшей, у мамы-
держат за руку, но оторваться,
убежать, и упасть мечтают
на диван и залезть с головою,
завернутся в клубок, в одеяло,
и включить там большой фонарик,
что есть сил смотреть в отражатель.
И так тихо, сведло под осиной-
незаметный, эфирный купол
синеглазого тайной окутал
и накрыл пуховым одеялом,
и уходит нечистая сила
за границу забора, в угол,
наблюдает игру, за Ингой
забывая закрыть калитку.
Синеглазый волчонк прыгнул,
оттолкнулся от липкой осины
и стремглав убежал за калитку,
и его уж никто не видел.
Он сидит вдалеке на пригорке,
смотрит вниз. И на детский садик,
и на сотни желтых кружочков,
трепыхающихся на ветру,
он наводит большой фонарик
каждой ночью. И по дорожке,
узкой, тонкой линии света,
он идед к воспитателю Инге...
Он читает ей толстую книгу
о древнейших святых заветах
и говорит ей: "Не плачь, спасибо
Что взяла и вот так отпустила
Нести новую тайну людям".
x x x
"Идти по саду"
В жару ангиной заболеть и волоча ногами
Идти по саду шмыгая сопливым носом
и чувствафать озноб и ломоту, и задаться вопросом
