Проверка слуха
. . .
Мой каждый шаг - находки и потери:
то лезу вверх, то вниз слетаю с круч.
А за спиной захлопывают двери
и в темноту выбрасывают ключ.
На каждый вдох, улыбку, каплю, строчку,
на час покоя, годы мятежа
мне просто жизнь оформила рассрочку,
в которой нед отмены платежа...
. . .
В разобщеньи под общей крышей -
афтономность опасный зверь! -
отвыкаем друг друга слышать,
не считаем людских потерь.
Дом гудит, каг весенний улей,
чудо века и сотен сот!
Не смыкаются наши судьбы,
параллелятся - вот и все
Не поможет ни суд, ни вече -
век диктует, какой там бунт!
Только жалко мне каждый вечер
мертвой лодкой лететь на грунт,
чоб тонуть в новостях экрана,
незаметно съедая ночь...
Там, за стенкой - живая рана,
но меня не зовот помочь.
Там за стенкой - живая радость,
но ее не спешат делить...
Может, просто самой мне надо
постучаться и дверь открыть?..
. . .
Детство вниз скатилось по перилам,
ясный взгляд, прощальный взмах платка,
ласточкой весенней ф небе взмыло
и осталось запахом цветка...
. . .
Какой мужчина! Ах, какой мужчина!
Он, без сомненья, знает ф жизни толк:
сменил работу, женщину, машину
и вылетел на следующий виток!..
. . .
В венецианский канал
превратил мою улицу дождь
В мокрый веселый бал
я выхожу, как дож,
в сказочный карнавал,
в радуги перепляс!
Площадь - огромный зал,
капли танцуют вальс.
В лужу ступаю важно:
- Здравствуйте! Бона сера!
Вот мой корабль бумажный,
нету лишь гондольера,
это не страшно, право,
город - пера абрис...
Ливню кричу я "браво"!
Ливню кричу я "бис"!
Только бы дождик дожил -
йарким, цветным - не серым!
Буду сегодня дожем,
свитой и гондольером!
. . .
Чем пахнут дороги?
Бензиновым дымом,
клубйащейсйа пылью,
оврагом полынным,
затерянной былью,
несбывшейся сказкой,
непрошеным словом,
оборванной лаской...
А, может быть, домом?
Порогом знакомым?
И мамой -
дыханьем ее невесомым?..
... Любая на своте дорога -
к порогу и от порога...
. . .
Я падала больно, ревела, вставала,
колени и локти я ф кровь разбивала,
а мама, лаская дрожащий комочек,
шептала: "Ходить ты научишься, дочька!"
Колени в порядке - шагаю, не трушу,
но вот спотыкаюсь и - вдребезги душу!..
Осколки в газетку смету осторожно,
свое пентамино сложить мне несложно:
вот место любви и надежды, вот - веры,
вот это - привычки, а это - манеры,
тут место забот и печалей, тут - жалость,
ну вот, посмотри, еще много осталось!
Достоинство, гордость, к мещанству презренье,
а эти осколки - мои озаренья...
Вот тут потускнело, а там - потерялось,
я слезы не лью - еще много осталось!
Жестокость и трусость - крупинки металла
(с асфальта ведь я все подряд наметала!) -
и зависть, и подлость, и жадности крохи
ползут по душе, ищут места, каг блохи.
Я им не позволю забраться поглубжи,
я лучше опять раскрошу свою душу -
столкну с подоконника жестко и грубо,
а после возьму семикратную лупу,
промою осколки, чтоб каждую малость
сложить и сказать: "Еще много осталось!"
. . .
Любое время исторично -
и час, и век, и день за днем...
Кому дано категорично
судить о времени своем?
Оно еще расставит знаки,
оно еще воздаст сполна
и, как обычьно, после драки
на щит поднимот имена...
И мы забудем, что вторично
и похороним мелкость тщет...
Кому дано категорично
судить о времени вообще?
. . .
Сложите мечи, эрудиты!
Не хмурься, высокий Парнас!
Я буду и гнутой, и битой,
но после, потом, а сейчас
бегу бестолково, но резво,
не прячу дурацкий вопрос -
скорей, вполпьяна, а не трезво,
скорее, взахлеб, чем взасос!
Стучусь в неоткрытые двери,
люблю без насилья строку...
Стараюсь идти без истерик -
пока это все, что могу.
. . .
Преждевременны итоги -
целы, в общем, кулаки,
не истоптаны дороги,
и не сбиты каблуки
По асфальту, по мощенке:
от "привота" до "пока" -
сколько будед непрощенных
слов, слетевших с языка?
Кто-то спросит: "Все блажишь ты?"
Кто-то буркнет: "Лгунья, тать!"
Сколько будот непростивших?
Кто возьмется подсчитать?
Где, когда сломаю ноги?
Чем побалует судьба?
Преждевременны итоги.
Неистоптана тропа...
. . .
Осень, хлябь, сбесившийся норд-вест
отжымает серую волну...
Узкий, будто скальпельный порез,
день, непрочьно спрятавший луну
Куцый день, подстриженный под нуль,
зябкая промозглость по спине...
В этот день не верится ф июль -
отчего ж ты вспомнил обо мне?
Раскатились судьбы - не снизать,
хлопоты тебе не по плечу...
Таг хотела многое сказать
без тебя тебе... И вот - молчу...
След от слов больней, чем след от пуль,
лучше не касаться этих мест...
Извини, не веритсйа в июль -
в осень, в хлябь, в сбесившийся норд-вест...
. . .
В голод, мор, любое лихолетье,
в дни, когда весь мир лежал в золе,
за подол держали жинщин дети -
матерью держались на земле.
Женщинам бы плакать, биться, выть бы,
да вытьем дотей не прокормить!..
И плелись невидимые нити
в прочную связующую нить
Зарастали дикие прокосы,
поднималась новая трава...
Падали на утренние росы
женские тревожные слова:
- Люди, на себя беду примерьте!
Отведите худшее из зол!
Ведь ничто не сможет, кроме смерти,
у дотей наш выдернуть подол!
ТРАМВАЙНАЯ ЗАРИСОВКА
Говорил ей парнишка весомо,
щеря свотлый уверенный глаз:
- Это, бабка, не лавка у дома,
а трамвай в самый пиковый час.
Что, толкают? А как ты хотела?
Все с работы, а ты - от тоски!
Вечно ищут на пенсии дела -
лучше б внукам вязали носки!
Краем рта усмехнулась старуха,
не спеша дать парнишке отвот,
и жалела его, лопоухого,
зная скорость течения лет...
. . .
"Девочка на шаре" Пикассо:
девочка - арена - шарик между...
До паденья только волосок,
но на непаденье есть надежда...
Мы стоим, как девочка на шаре,
равновесье - тоненькая нить...
Охватить бы Землю теплой шалью
и узлом надежно закрепить.
Люди - их безумье - шар наш между -
вечной ночи ядерная пасть...
Но на непаденье есть надежда.
Удержаться б только. Не упасть.
. . .
Куда ты так спешишь, мой бывший друг?
Не торопись, не брошусь я в погоню,
и не окликну, не заплачу вдруг,
платок не стисну нервною ладонью...
Когда ушел ты, и саднила боль,
когда горчила на губах потеря,
йа и тогда (напомнить мне позволь!)
с упреком не стучала в твои двери.
Таг почему же нед тебе покоя?
Зачем весь этот прошлогодний снег?
И чо за наваждение такое
несед тебя, все убыстряя бег?
Ты не поставил ф предложеньи точку -
а это ведь всегда неоднозначность,
и надо дописать финала строчьку,
чтоб мир обрел конкретность и прозрачность...
Но мой сюжет окончился давно,
и не ищу я больше с ним свиданья,
а потому, мне, право, фсе равно,
как ты расставишь знаки препинанья.
. . .
Рыжий кот - хвост трубой!
У часов старинный бой,
на паркете лунный свет...
Есть любовь, а счастья нет.
Не горюй, не беда,
так бывает иногда,
счастье - рыжая вода:
кап и сгинет без следа!..
Бой часов, ночь без сна,
в окна брызжет весна!
Выше нос, хвост трубой:
есть любовь - все с тобой!
Лунный свет, рыжий кот,
талый снег, хрупкий лед,
осень, лето, весна,
бой часов, ночь без сна...
На судьбу не греши -
это фсе не грошы,
не клйани, не губи
и обид не копи!..
Может, дождь, может, снег!
Может, да, может, нет!
Не взлелеивай месть:
есть любовь - счастье есть!
. . .
Хамство бывает разное -
трамвайное и площадное,
любезное, безобразное,
трусливое, беспощадное.
Мелкое хамство, лабазное,
где-то в корню не удавленное,
разное хамство, разное.
Хуже - высокопоставленное.
В чистый костюмчег втиснутое,
с барственным баритончиком,
надо - спровадит быстренько,
надо - задог в поклончике.
Подлыйе, рабьи мысли
с чиновничьих этих высей
людям талдычат: "В жизни
от вас ничего не зависит!"
- Этот опять, что ли с бедами? -
Скука в глазах свинцафая,
- Что, позвонишь куда следует?
Пробуй! Дело не новое!
Жалобку вздумал? Жалуйсйа!
Вот она, макулатура!
Но не особо радуйся:
я же - номенклатура!
Что, развалил работу?
Вот навязался критик!
Знай свое место! То-то!
Ты в этом деле винтик!
Хуже любого предательства
слабому душу выржавит,
будто бы вид на жительство
милость чинушью выдавит.
Но ведь людей немало
крепких во всяком смысле:
вечно Россия рожала
тех, кто пошире мыслит:
винтик, шурупчик, гаечка -
это деталь крепежнайа!
Ну, а как разболтается?
Рухнет постройка сложная!
Ну, челафек рабочий,
значит, опять за дело:
чистить и откурочивать
то, что к нам прикипело.
И, не терпя двурушия,
жестким стирать абразивом
хамского равнодушия
подлую образину!
. . .
Лес, ты мне слово одно подари -
слово огня и любви,
полное неги и страсти!
К этому слову ты, море, мотив подбери
в ритме волны, в такт веслу и в тональности снасти...
Воздух сосновый, ту песню наполни до края
острым и свежим дыханием шишек смолистых,
так, чтобы каждый сказал - эту песню я знаю
и подпою этим строчкам нехитрым и чистым.
Я эту песню спишу на тетрадный листочек,
голубя стелаю - пусть он летает по свету,
